Танец на закате - Лаура Эллиот

— Я неплохо порадовался, увидев тебя вчера. Как он? Успешно проходит тесты? Или уже на каком-то завалился? — Он не знал, откуда прорвался этот язвительный упрек.

— Пока держится отлично. А что? — легко ответила она.

— Я знаю, что это не мое дело, но мне почему-то хочется узнать, как ты живешь, Русалка. Я не имею в виду личную жизнь, — извиняющимся тоном сказал он. — Меня интересует, чем ты занимаешься?

— Хочешь знать, есть ли у меня какая-нибудь приличная людская профессия?

— Нет. Меня не интересует, приличная она или неприличная. Мне просто хочется получше узнать тебя. — Он знал, что ему терять нечего. Чем бы она его не ошарашила. — Пойми, я не стану тебя осуждать, потому что ты выше всего, что ты делаешь, Русалка.

— Представляю себе, что там варится в твоей голове, Куку, — рассмеялась она. — Хотя… мне стыдно. Стыдно, потому что как раз то, что мне хочется делать больше всего, я не делаю. Я, например, уже год как забросила свое любимое дело.

— И какое же это дело, Русалка?

— Археология, — сказала она тихо и стыдливо опустила глаза.

— Археология?

У Энди глаза вылезли на лоб. И это то, что она от него скрывала? То, чего стыдилась? Ему теперь было стыдно за себя.

— Да, — продолжала она. — Меня папа в детстве таскал с собой не только на вечеринки. Я еще часто ездила с ним в экспедиции и на раскопки. Там и заразилась любовью к истории и разным древним находкам. А после университета осталась работать на кафедре и продолжала ездить в экспедиции и на раскопки. Бывало даже с учеными со всего мира. Эх, какое это было время…

— Так вот откуда ты так хорошо знаешь английский?

— Что английский! Я была хорошим молодым специалистом.

— Тогда почему же ты забросила любимое дело?

— Потому что я дура. Не знаю, что на меня нашло, но только после того, как я встретила Пьера, все в моей жизни покатилось под откос. Стала ездить с ним по разным тусовкам, пропускать работу. И меня однажды попросили уволиться. А я ведь мечтала защитить диссертацию… — Она вздохнула и постучала себя кулачком по лбу. — Потерянная.

— Не думаю. Ты еще можешь вернуться. Не стоит так отчаиваться, Русалка.

— После того, как я опозорила своего отца? Нет, я не смогу.

Глупая гордыня молодости, подумал Энди.

— Русалка, все в этой жизни совершают ошибки. В этом нет ничего страшного, потому что многие из них можно исправить.

— Можно, только я теперь не знаю, с чего начать, — грустно сказала она.

У их столика появился официант и поставил перед ней тарелку риса и овощные манчжуриан в соусе. Энди вспомнил о своем кофе.

— Кофе хочешь? — предложил он и потрогал кофейник. — Хотя, извини, он уже остыл.

Официант унес его остывший кофе, а она продолжала смотреть на него, будто ждала чего-то.

— Послушай, Русалка, я не знаю, чем могу тебе помочь, но был бы очень рад, если бы мог, — сказал он.

Ее глаза прояснились.

— Я знаю, Куку. И знала, что ты это скажешь, — улыбнулась она. — Только зачем это тебе надо?

— А зачем тебе надо было раздавать бедным непальцам деньги? У тебя что, своих проблем мало? Я, между прочим, читал в газете. Непальцы думают, что это богиня Лакшми их благословила. Ты молодчина, Русалка. Я ужасно был рад. Вот и мне было бы приятно тебе помочь. Веришь?

— Верю, — кивнула она.

— А теперь ешь. А то и твоя еда остынет.

Он не успел еще допить первую чашку кофе, как она смела со своих тарелок все, что на них было. И только очистив их, снова подняла на него глаза.

— Прости, что я с такой неприличной скоростью все подмела. Но я почти сутки не ела. Не было времени, — сказала она, смущенно улыбнувшись.

— И чем же ты была так занята, что некогда было поесть? — последовал провоцирующий вопрос.

Она махнула рукой.

— Ой, потом. Слишком много рассказывать. Но теперь я, слава богу, свободна.

Он вздохнул. Очередная русалочья загадка.

Отодвинув пустые тарелки, она принялась махать официанту, но Энди задержал ее руку.

— Ты не против, если я угощу тебя? В конце концов, ты — моя гостья.

— Не против, — быстро согласилась она. — Спасибо.

Он был готов к тому, что, поблагодарив его, она заторопится куда-то. Хотя и объявила, что свободна. Но ее свобода — это ее свобода, и это не значит, что он имеет право посягать на нее.

— Кофе хочешь? — спросил он, наливая себе вторую чашку.

— С удовольствием.

Он наполнил пустую чашку, которую догадливый официант принес вместе с его разогретым кофе, и придвинул к ней.

— Что ж, значит, ты теперь свободна и никуда не торопишься? — спросил он странно дрогнувшим голосом.

Она отхлебнула кофе, и в ее глазах появился знакомый насмешливый блеск.

— А ты собираешься куда-нибудь пригласить меня?

Они неторопливо побрели по сверкающим вечерними огнями улочкам Тхамеля, дошли до площади Тахити, обошли буддийскую ступу неподалеку от нее и незаметно добрели до площади Дарбар.

Она увлеченно разглядывала старые дома, украшенные ажурной деревянной резьбой; индуистские храмы, испещренные барельефами и украшенные бронзовыми статуями крылатых чудищ с горящими глазами и угрожающе разинутыми пастями. Ее восхищали даже трущобы и пыльные узкие улочки, где приходилось протискиваться сквозь толпу народа, скопление велорикш, мотоциклов, легковых машин, телег и бог знает, чего еще.

Оказавшись на площади Дарбар, они забрались по круто взлетающим вверх ступенькам, окружающим храм, и уселись прямо у храма на голые каменные плиты.

— Мне нравится Непал, — словно в заключение, сказала она.

— И что же тебе здесь нравится? — поинтересовался Энди.

— Все. Атмосфера, вся эта дивная старина, люди… А еще здесь наверняка есть, что откопать.

— А как насчет непальских мужчин? — неожиданно спросил он и тут же почувствовал себя дураком. — Откопала интересного?

Какое он имеет право? Он знал, что вчерашняя сцена в баре все еще не дает ему покоя. Но, видимо, знать что-то, не значит не делать глупостей.

— Славные ребята, — усмехнулась она. — Всегда готовы помочь, если нужна помощь. И откапывать их совсем не надо. Не зарываются.

— А тот, вчерашний парень, тоже готов помочь? Кто он?

Он почувствовал себя еще большим дураком, но обратного пути не было. Уж если дурак, то будь им до конца, подумал он. В конце концов, он влюблен в эту девушку и ничего не может поделать со своей идиотской ревностью.