Каждому своё 4 - Сергей Тармашев

Брилёв мысленно скривился. Ты хочешь сэкономить на Начальнике Центра? Реально? Ты правда считаешь, что я тот, на ком можно экономить в угоду благополучию каких-то бомжей, которых полно? Да уж, блондинки не зря считаются тупыми, воистину это так, и количество каких-нибудь научных знаний на это абсолютно не влияет. Нет уж, больше на себе он экономить не станет. Он сильно устал от всего этого аскетизма, тем более сейчас, когда все может рухнуть. И вообще, в его планы не входит умереть от болезней, бесконечно отодвигая заботу о собственной жизни ради тех, кто и «спасибо»-то не скажет, потому что воспринимает все, как должное. Зато недовольство стадо выразить никогда не забудет. Потому что стадо всегда стадо, оно реагирует только на негатив, позитив они считают условием по умолчанию. Вот и пусть молчат! Брилёв невольно улыбнулся забавности получившегося каламбура. Позитив по умолчанию? Окей! У нас этого есть! Заткнитесь – и будет вам позитив! Иначе последует перекрытие кислорода в буквальном смысле слова!

– Боюсь, дальше ситуация будет становиться еще более напряженной, – Брилёв печально покачал головой и бросил на Снегирёву невеселый взгляд. – Из-за поломки экспедиция была вынуждена бросить на поверхности вездеход, там каждый час бушуют бураны, несколько раз в сутки превращающиеся в мощные ураганы, если не принять срочные меры, техника погибнет. Понятие «транспорт» для нас сейчас означает «жизнь» в буквальном смысле. На нем перевозятся продукты из Росрезерва. Мы не можем потерять вездеход. Ремонтная экспедиция будет организована в кратчайшие сроки. Сразу после нее мы обязаны спасти людей, обнаруженных в Росрезерве. Это потребует срочной спасательной экспедиции. Все это требуется готовить, не говоря уже о текущих проблемах Центра, которыми мне приходится заниматься ежеминутно. Я не могу позволить себе нарушать график. Тем более что после возвращения спасательной экспедиции нуждающихся в экстренной медицинской помощи будет столько, что график моего лечения поневоле придется корректировать.

– Я поняла, – Снегирёва с грустью вздохнула. – Вы можете дать мне три часа? Всего три! Это позволит мне избежать лишних процедур ускоренной детоксикации. Ровно через три часа я займусь вашим лечением.

Несколько секунд Брилёв обдумывал ее слова. Три часа он подождет, это положительно скажется на имидже. Час он позанимается Соколянской, точнее, позволит ей позаниматься им, остальное время уйдет на продумывание дальнейших действий. Для тех, кого его люди все-таки привезут из Росрезерва, требуется составить линию поведения. Сейчас никто не скажет, как они себя покажут, когда оклемаются. Хорошо хоть, что там только мужики и обошлось без баб. Легче будет всучить их Порфирьеву.

– Готов потерпеть, если это облегчит людям страдания! – заявил он. – Занимайтесь больными, док, вернусь через три часа!

Полковник покинул операционную и в окружении телохранителей вышел из медотсека, скользнув по Соколянской многозначительным взглядом.

* * *

Искусственный Интеллект сообщил об окончании процедуры, и туба биорегенератора распахнулась, выпуская ложе с перевитым мощными мышцами пациентом, покрытым глубокими шрамами. Порфирьев, потирая сонные глаза, поднялся и молча пошлепал за ширму.

– Ваше лечение не окончено, товарищ капитан! – решительно заявила Ингеборга, глядя в широкую спину. – Вы опять облучались больше всех остальных как минимум втрое! Я вынуждена вас госпитализировать!

– Потом госпитализируешь, – равнодушно ответил здоровяк, скрываясь за ширмой. – Сначала нужно вездеход из пустошей забрать. Сделай что-нибудь, чтобы я мог выйти на поверхность на следующем цикле антирада. Я возьму с собой всех, кто был, и Пиджака вместо Овечкина.

– Я вас никуда не пущу! – Ингеборга сделала суровый голос. – Пусть вместо вас едет кто-нибудь другой! Вам показана интенсивная терапия в течение трех суток!

– За трое суток вездеход раздолбит ураганами, мы его бросили посреди пустоши, стоящим одним бортом на ящике с базой. Если его перевернет ветром, то по оборудованию нагнетания воздушной подушки будет бить поток мелких камней. Что от него останется через три дня – хрен его знает. Машина может попросту умереть.

– А то, что можете умереть вы, вас не волнует? – воскликнула блондинка.

– Ни хрена со мной не будет, – возвышающаяся над ширмой капитанская физиономия лениво скривилась. – Прямо сейчас я умирать не собираюсь, мне еще в Росрезерв за людьми ехать.

– На чем основана ваша уверенность? – не сдавалась девушка. – На самомнении? Моя основывается на профессиональном образовании!

На мгновение капитан замер и вперил в нее недобрый взгляд:

– Ты как со мной разговариваешь, сопля? Ощутила равенство в полной мере? Постучать тебя башкой о биорегенератор? Вдруг поможет?

– Не надо, – Ингеборга невольно съежилась. Блин, злить его она точно не хотела! – Извините… я не специально… Но вам действительно нельзя выходить на поверхность! Вы можете умереть! У вас даже кости излучают! Я не могу с этим справиться!

– Значит, ты хреновый доктор, – тон Порфирьева стал флегматичным. – Но это ничего не меняет. Без одного человека бункер не вымрет. А без одного вездехода может. Техники не хватает, не на чем возить людей и продовольствие одновременно.

– Я делаю, что в моих силах, – из глаз предательски покатились слезинки, и ей с трудом удалось удержать ровный голос: – До полноценного доктора я не доучилась, и полноценной практики у меня не было, но я очень стараюсь вам помочь…

– Я тоже стараюсь тебе помочь, – все так же флегматично подхватил Варяг. – Пытаюсь сделать так, чтобы продовольствие из Росрезерва оказалось здесь и ты не умерла через год от голода или каннибализма.

Он вышел из-за ширмы облаченным в свой давно не стиранный камуфляж и направился к выходу.

– Что значит «пиджак вместо Овечкина»? – торопливо окликнула его блондинка.

– Пиджак – это пленный, – не оборачиваясь, ответил капитан. – Или кто он теперь, гость бункера! Он хоть живой?

– Живой. Но ему тоже нельзя выходить на поверхность… – дверь за капитаном закрылась, и Ингеборга умолкла.

Второй биорегенератор подал сигнал о завершении программы лечения, пришлось вытереть слезы и заняться пациентами. Следующие три часа она безостановочно работала сразу везде: управляла биорегенераторами, проводила менее сложные процедуры в заполненном людьми стационаре и помогала Светлане, осуществляющей прием жителей второго уровня. Работать с ними Светлане не нравилось, она стремилась назло своему Карену стать незаменимым врачом и считала, что ее незаменимость будет видна только тогда, когда она будет лечить администрацию Центра. Но лезть туда, толком ничего не умея, чревато необратимыми последствиями, и потому Светлана упорно терпела жительниц, так как они позволяли ей набить руку. Чтобы это набивание руки не принесло больше бед, чем пользы, Ингеборге приходилось отвлекаться на ее вопросы, а вопросы у подруги возникали постоянно.

– Инга, зая, подойди сюда, плиз! – В седьмой раз за час заглянула в операционную Светлана. – Я не понимаю, что у нее! Диагност показывает какую-то сложную фигню, мы такое не проходили… – Она спохватилась, увидев печальное лицо Ингеборги: – Зая, что с тобой?! Тебя опять обидел этот деспот?