Ветер ночи - Карл Эдвард Вагнер

Голод победил нерешительность. Готовый пришпорить коня и умчаться прочь при малейшей угрозе, Кейн неторопливо подъехал к самому огню, так что свет выхватил его из темноты и окрасил яркими красками с одного бока.

– Добрый вечер, – ровно и отчетливо выговорил он на древнем языке народа великанов. – Твой огонь был виден издалека. И если ты не возражаешь, я с радостью составлю тебе компанию.

Великан хрюкнул и принялся изучать Кейна из-под ладони, широкой, как лопата.

– Ого-го, что это у нас такое? Человек, говорящий на древнем наречии. Прямо с неба свалился – вот так! Запросто едет в глуши, где и призрака-то не встретишь. Как же пропустить такую редкость! Иди и садись у огня, человечек. Разделим гостеприимство этого края.

Его голос, громкий, как человеческий крик, был к тому же очень низким.

Бормоча благодарности, Кейн спешился, рискнув понадеяться на доброе расположение духа этого верзилы. Усевшись у огня, он почувствовал на себе пристальный взгляд – слишком пристальный. И самого Кейна, и его вооружение разглядывали бесцеремонно… и насмешливо. При высоте в шесть футов, Кейн располагал тремя сотнями фунтов крепких костей и мышц, так что мало кто в этом мире мог смутить его. Но этой ночью он сошелся один на один с существом, которое превосходило его в силе настолько же, насколько он превосходил младенца.

Рост великана Кейн оценил приблизительно в пятнадцать футов. Точнее сказать было трудно: тот сидел, подобрав колени к подбородку и кутаясь в большой плащ из медвежьих шкур, что делало его очертания еще более бесформенными. Но если не обращать внимания на размеры, облик великана был вполне человеческим – таким телом мог бы обладать сильный мужчина его возраста, исключая, пожалуй, некоторую удлиненность рук и ног. Сколько могло весить его крупное, явно развитое тело, Кейн и представить не мог. На великане были плоские башмаки – каждый с большую плетеную корзину, и из-под плаща выглядывали край длинной рубахи и чулки из грубо выделанной кожи. Его руки везде, кроме ладоней, были покрыты жестким, щетинистым волосом. Слишком скуластое, чтобы считаться правильным, его лицо было довольно приятным; спутанная борода стояла торчком, темно-коричневые волосы были стянуты в короткий хвост на затылке.

Карими были и его глаза, широко расставленные и веселые. Высокий лоб выдавал мыслителя.

Разглядывая Кейна, как человек мог бы разглядывать заблудившуюся собаку, великан вдруг сощурился и, глядя Кейну в лицо, вновь издал какой-то хрюкающий звук. Задумчиво и сосредоточенно он несколько секунд смотрел прямо в холодные голубые глаза гостя, на что до сих пор отваживались не многие.

– Вроде бы ты – Кейн, а? – скорее утверждая, чем спрашивая, сказал он.

Кейн широко раскрыл глаза от удивления, но в следующий миг рассмеялся.

– Стоило уезжать на тысячи миль от человеческого жилья, чтобы первый же встречный великан назвал тебе твое имя!

«Первый встречный великан» снова довольно хрюкнул.

– Ну, тебе придется уехать и в самом деле очень далеко, если ты хочешь остаться неузнанным. Мы, великаны, следим за безумной историей твоего народа. Мы считаем, что человечество – выкидыш, пытающийся играть роль взрослого вместо положенной роли незаконнорожденного младенца. Для человека прошедшие столетия забытая быль, для нас – вчерашний день. Но все же мы хорошо помним Проклятие Кейна.

– Ту историю уже и досочинили, и запутали, – пробормотал Кейн, отводя взгляд. – Кейн становится героем сказок и легенд, которые рассказывают в старых городах. Мне уже случалось бывать в таких землях, где люди никогда ни слова не слыхали обо мне…

– И ты бываешь все дальше и дальше – так что скоро они научатся бояться имени Кейн, – подытожил великан. – Что ж, меня зовут Двасслир, и я польщен тем, что живая легенда греется у моего одинокого костра.

Кейн пропустил насмешку мимо ушей. Сглотнув слюну, он посмотрел на истекающее соком жаркое.

– А как насчет того, что жарится на твоем одиноком костре?

– Всего лишь горная коза, которую я поймал нынче утром. Хоть какое-то развлечение в этих унылых местах. Ну-ка, потяни вертел за тот конец. Справишься?

Кейн подтянул жаркое поближе к угольям.

– И ты собираешься все это съесть сам? – хрипло поинтересовался он, слишком голодный, чтобы ждать приглашения.

Наверное, Двасслир так и собирался сделать, но, по всей видимости, неожиданный гость был ему в радость, и Кейну достался такой кусок грудинки, что будь он в три раза голоднее, и то остался бы доволен. Когда одним движением разорвав тушу, великан протянул ему кусок, Кейна вновь посетила мысль о потерявшемся псе, но голодное бурчание живота быстро ее вытеснило. Мясо оказалось жестким и жилистым, к тому же немного с душком и полусырым, и все же еда была неземным блаженством. Одним глазом на всякий случай следя за великаном, Кейн со вкусом обсасывал каждую косточку, запивая жирное мясо холодной водой из фляги Двасслира.

Отрыгнув так, что пламя костра едва не потухло, Двасслир встал и потянулся, облизывая пальцы, отер рукой рот, затем вычистил руки горстью камешков. Когда великан выпрямился, Кейн увидел, что в нем не пятнадцать, а все восемнадцать футов. Двасслир лениво повертел остатки козы.

– Больше не хочешь? – поинтересовался он. Кейн помотал головой, еще занятый своими ребрышками. Открутив последнюю оставшуюся ногу, великан уселся на прежнее место и со вздохом принялся ее обгладывать.

– Догонялки – неподходящая игра для этих мест, – заметил он, жуя. Сомневаюсь, чтобы ты мог тут поймать какую-то дичь. Единственной доступной тебе добычей оставался бы только твой конь, по крайней мере, пока ты не доберешься до долины, лежащей к востоку отсюда.

– Я уже подумывал, не съесть ли мне коня, – признался Кейн. – Но пешим я, наверное, не смог бы одолеть эту пустошь.

Двасслир презрительно фыркнул. Для великанов животные – в том числе и лошади – не более чем объекты различных забав.

– Вот она – слабость вашей расы! Отбери у человека его костыли… и он уже не в силах выстоять один против всего мира!

– Ты слишком все упрощаешь, – возразил Кейн. – Человечество будет господствовать в этом мире. Я видел, как всего за несколько столетий наша цивилизация от настоящего варварства поднялась до империй, могущественных и обширных. Города, поселки, фермы. Мы – самая стремительная из всех цивилизаций, вспыхивавших на поверхности Земли.

– Единственно за счет того, что построили свою цивилизацию на руинах старинных городов. Человеческая цивилизация – паразит, этакий пестрый нарост, выросший на останках мертвого гения. И именно ему обязанный своей живучестью!

– Старшие, мудрые расы, я признаю и восхваляю вас, – заметил Кейн, говоря куда-то в пространство. – Но выжило человечество, а не вы. И лишнее подтверждение человеческой изобретательности я вижу в том, что мы сумели воспользоваться знаниями дочеловеческих цивилизаций, которые не смогли сохранить себя. Так вырос на моих глазах Керсальтиаль – из рыбачьей деревушки он превратился в величайший город в мире. Вновь открытая древняя мудрость помогла человечеству дойти до нынешнего уровня цивилизации.