Жизнь в древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы - Альберто Анджела

исключениями. Римский аналог наших «автомобилей с мигалками» – это повозки жриц-весталок и немногочисленных обладателей особых прав. Поэтому были придуманы альтернативные средства передвижения. Римлянки высших сословий, навещая подруг, используют портшез (sella). Вот он, качается в толпе, точь-в-точь такой, как описал Ювенал. В нем сидит женщина в накидке и пытается читать (или делает вид, что пытается, – для пущей важности), что нелегко, ведь портшез постоянно трясет и покачивает из-за большого скопления людей на улице.

Совершенно иначе выглядят большие носилки (lectica), величаво плывущие над толпой на плечах восьми рабов-сирийцев, подобно триере, рассекающей морскую гладь. Они белого цвета, украшены скульптурами, росписями и гирляндами ярких цветов. И множеством занавесок. Настоящий «роллс-ройс» римских улиц. Мы, как и все, зачарованно провожаем ее взглядом. Перед носилками двое мускулистых рабов прокладывают дорогу, яростно расталкивая прохожих и размахивая деревянными дубинками. Настоящие человеческие «ледоколы»…

Носилки медленно проплывают мимо нас. Носильщики движутся плавным размеренным шагом, как солдаты при смене караула. Это еще больше усиливает торжественность момента. Попытаемся узнать, кто находится внутри. К сожалению, это невозможно. Кроме занавесок, есть еще и система зеркал, позволяющая тому, кто находится внутри, разглядывать улицу, не рискуя быть увиденным, подобно затемненным стеклам наших автомобилей.

Пока эта городская «яхта» удаляется, в смыкающийся проход проскальзывает еще одно «транспортное средство». Это chiramaxium, ручная тележка (наподобие тех, в которые впрягаются рикши), на которой сидит седовласый старец. Вся сцена поражает нас не только контрастом между двумя «экипажами», но и чрезвычайно серьезным видом второго пассажира, с высокомерно поднятым орлиным носом, очевидно важничающего гораздо больше, чем тот тип из носилок. Тележку толкает иссохший старый раб, похоже, ему осталось уже не так долго служить «человеческим мотором»… Оба исчезают в толпе, под аккомпанемент ритмичного скрипа колеса. Через какое-то время в толпе раздается плеск, будто тело упало в воду. Судя по расстоянию, наверняка наш старец и его раб наткнулись на ту самую злосчастную лужу. И весьма «удачно»: тележка опрокинулась, и наш старик кубарем свалился в воду, под громкий хохот окружающих. Даже заклинатель змей и тот перестал играть…

Рим как Нью-Йорк или Лондон

Можем подытожить все, что видели до сих пор. В Риме поражает его уникальность по отношению к империи и всему античному миру. На ум сразу приходит сравнение с Нью-Йорком или Лондоном. Кто попадает сюда впервые, остается под впечатлением от размеров зданий, столпотворения на улицах, магазинов, где можно найти любые товары из самых дальних уголков империи. Немыслимая вещь для малых городов Италии, где по сравнению с Римом гораздо более ограниченный выбор товаров (некоторых вообще нет в продаже), да и доставляют их туда гораздо медленнее.

Это город тысячи возможностей, где живут вперемешку представители самых разных народов и верований (первый в истории настоящий melting pot[16], как сегодня принято говорить про Нью-Йорк), где можно встретить эксцентрично одетых модников, услышать навязчивые ритмы, столкнуться с невероятным расточительством. Все это незнакомо провинциальным городкам остальной Италии или провинций, не говоря уже о сельской местности.

Тем, кто привык к сельскому труду и строгим дедовским предписаниям, на улицах Рима часто не хватает нравственных ценностей; им кажется, что они очутились среди поверхностных легкомысленных созданий, живущих одним днем, неспособных выжить где-либо еще и вообще – просто не умеющих честно трудиться. Ощущение такое, что все вращается вокруг прибыли и наживы: надо быть ловкими и хитрыми, заводить нужные знакомства и связи, потому что грабежи, обман и насилие здесь подстерегают повсюду.

Тем же, кто давно живет в Риме или родился там (подобно истому ньюйоркцу), этот «испорченный» и шумный мир видится совершенно по-другому. Годы опыта создали в них правильные «антитела», чтобы ходить по улицам и заходить в лавки Рима. Этим людям город и его мир представляются «полными жизни и веселья», как сказал Марциал.

10:45

Передышка на островке покоя… и шедевров

Куда пойти в Риме, чтобы не страдать от толчеи и давки? Есть ли места потише? Ответ – да! Островки спокойствия, куда часто приходят гулять римляне, – это императорские сады, Марсово поле и его окрестности, площади, храмы, священные места, свободные от лавок и инсул, идеальные для тех, кто хочет побыть вдали от городской суеты.

Но есть одно место, выделяющееся своей красотой настолько, что было упомянуто даже Плинием Старшим. Это портик Октавии. Туда-то мы сейчас и направляемся. Его вход поистине монументален и напоминает большой храм. Всего несколько шагов, и мы застываем в изумлении: перед нами открывается большой внутренний двор площадью больше чем сто на сто метров, с окаймляющим его по периметру великолепным портиком. В центре возвышаются два одинаковых храма, посвященные Юпитеру и Юноне.

Атмосфера здесь царит сказочная. Все окутано покоем, будто в монастырском дворе. Конечно, и здесь слышны голоса и смех, бегают дети. Но само то, что звук их шагов эхом разносится по большой площади, а не тонет в шуме толпы, кажется чудом. Мы окружены миллионом людей, занятых своими делами, и все это, кажется, осталось где-то в стороне, в нескольких метрах от нас.

Мы заходим под портик, украшенный фресками и лепниной. И сразу понимаем, почему Плиний считал его местом чудес: между колоннами, в нишах, в маленьких залах, – повсюду расставлены статуи. И это не просто статуи, это произведения великих греческих скульпторов, таких как Поликлет или Дионисий, его ученик. Они изображают божеств, весьма почитаемых римлянами: Юпитера и Юнону.

Эти места (в Риме их несколько) – настоящие художественные музеи, в них выставлены шедевры, способные затмить коллекции великих музеев классического искусства. Мы идем дальше, ошеломленные. И снова останавливаемся, на этот раз перед необыкновенной серией из тридцати четырех бронзовых статуй всадников. В центре Александр Великий: он молод, волосы развеваются на ветру. Остальные – его полководцы, участники битвы при реке Гранике.

Настоящий эскадрон, скачущий навстречу бессмертной славе. Произведение великого Лисиппа.

Разглядывая эти шедевры, мы понимаем, что Рим притягивает не только товары, но и произведения искусства. Эти прекраснейшие статуи все привезены из Греции, завоеванной римлянами в период первой экспансии, их забрали из храмов и дворцов.

Конечно, это военная добыча, это грабеж, но говорить так – справедливо лишь отчасти. В древности военная добыча была неотъемлемой частью военных завоеваний, тяжким последствием поражения. Но, в отличие от многих народов, римляне не разрушали все произведения искусства побежденных, как это делали, к примеру, конкистадоры. Часто они привозили их в Рим, чтобы восхищаться ими и почитать: ведь они считали Грецию подлинной родиной культуры античного мира. А себя – сыновьями и