Возраст Суламифи - Наталья Миронова

Но в этой книжке был со смаком, со знанием дела описан жуткий тоталитарный строй, названный социализмом, и он распространялся на весь мир. Три сверхдержавы подпирали друг друга, как снопы. Две из них вечно воевали друг с другом, взяв третью в союзницы. Альянсы все время менялись, но всякий раз державы делали вид, будто нынешнее положение продолжается от века, и никогда ничего другого не было. Человек был лишен всего, даже воспоминаний.

Виктория читала, задыхаясь от ненависти и негодования, и узнавала в иносказательном повествовании историю своей страны. А ведь автор иностранец, англичанин. И так все вызнал, понял, изобразил? Ей стало дурно, впервые в жизни ей пришлось вызвать врача. Володя ужасно перепугался, сидел с ней, просил прощения, но причины ее волнений не понимал.

– Да ты что, бабушка, ты из-за книжки? Заплюнь. Ну прости, что я принес, ну дурак, но я же не знал, что ты так близко к сердцу…

– Ты вообще никогда меня не понимал, – с горечью попрекнула его Виктория.

– Нет, не понимал и, наверно, никогда не пойму, – признал Володя. – Зато я тебя люблю.

Впервые в жизни мужчина признался ей в любви. Виктории было уже под восемьдесят.

Она немного успокоилась, но не оставила усилий. Во-первых, все-таки дочитала проклятую книгу до конца. Она всегда все доводила до конца. Во-вторых, постаралась побольше узнать об авторе. Отыскала в библиотеке ЦК еще одну его книгу – «В честь Каталонии» – и с некоторым облегчением узнала, что автор – троцкист. Это многое объясняло. Правда, он был каким-то неправильным троцкистом: не пламенным трибуном, как сам Лев Давидович, а отстраненным, бесстрастным и бессердечным, как показалось Виктории, наблюдателем. Следовал, к примеру, правилам уравниловки, но не потому, что искренне в нее верил, а, как ученый, ставил на себе эксперимент.

Виктория почитала и критику ненавистного пасквилянта, но критические статьи показались ей неубедительными. Чувствовалось, что критики, в отличие от автора, не могут назвать вещи своими именами, а потому огрызаются, бессильно тявкают… Аналогия с моськой и слоном напрашивалась сама собой. Ведь если говорить начистоту… выходит, что проклятый автор прав!

– Где ты взял эту книгу? – спросила Виктория у Володи.

– Товарищ дал, – ответил он уклончиво.

– Товарищ, – презрительно хмыкнула Виктория. – Небось Асташова дала. Ты хоть понимаешь, что за это срок получить можно?

– Ну ты ж меня не заложишь, бабуль? А тетя Лида тут ни при чем, мне правда товарищ дал.

– Не смей читать такие книги. Это опасно.

– А что мне читать? Маркова? Проскурина? Писателя Брежнева? Бэ-э-э-э… – Володя сделал вид, что его тошнит.

А Виктория не нашлась с ответом.

Нет, все-таки ее Володечка – золотой мальчик. Внимательный, заботливый, любящий. Он рано начал интересоваться: бабушка, а где мои папа и мама? Ну, это естественно. В первые послевоенные годы сиротство никого не удивляло, но Володя родился в год двадцатилетия Победы. Виктория рассказала ему всю правду: что она ему не родная бабушка, что она взяла его маму новорожденной крохой… А он все равно ее любит как родную.

Но, когда подрос, он стал спрашивать, кто его отец. Виктория честно сказала, что не знает, Октябрина ей не говорила. Кажется, кто-то из одноклассников. Володя попросил посмотреть сохранившиеся фотографии. Они перебрали их вместе, сидя на комковатом клеенчатом диване в комнате Виктории. Этот диван, списанный из приемной института марксизма-ленинизма, она забрала к себе еще в 1957 году.

Среди фотографий был традиционный снимок выпускного класса с учительницей: каждое лицо в овале и с подписью. Володя внимательно изучил его и нашел похожее лицо.

Бабушке он ничего не сказал: зачем ее волновать? Пошел в справочное бюро, назвал имя и фамилию, примерный год рождения… Ему не хотели выдавать информацию без предъявления паспорта, но он сочинил трогательную историю: мама умерла, он ищет отца, с которым жизнь разлучила… Строго говоря, и то и другое было правдой. Ему посочувствовали и выдали адрес.

Он долго выслеживал своего предполагаемого отца. Целыми днями слонялся возле цековской «кирпичницы» в одном из арбатских переулков. Трудно было узнать в солидном, заматеревшем господине мальчишку с битловской длинноволосой прической, изображенного на школьной фотографии, которую Володя тайком от бабушки переснял и увеличил в мастерской, чтобы не таскать с собой заворачивающийся рулоном снимок всего класса.

Солидный господин сам его узнал. Глянул сначала мельком, хотел было пройти мимо, потом обернулся и посмотрел пристально. Володя прочел узнавание в его взгляде. Изумление, а следом – тотчас же – страх. Володя понял, что угадал верно.

– Привет, папуля.

– Что? Ты что тут делаешь, пацан? Что тебе нужно?

– Посмотреть хотел на своего папулю.

– Какой я тебе папуля, ты что, сдурел?

– Константин Львович Бабич? – веским голосом милицейского полковника из сериала «Следствие ведут знатоки» осведомился Володя.

– Как ты меня нашел? Что тебе нужно?

– Ну как же, – притворно удивился Володя, – мало ли, что в жизни бывает? Может, у тебя дочка есть, а, папуля? Вот прикинь: сниму я девочку, и вдруг окажется, что она моя сестра? Нехорошо получится…

– Ты к моей дочери близко не подойдешь! – отрывисто пропыхтел Бабич. – Не тот контингент…

– Это мы еще поглядим, кто какой контингент, – перебил его Володя. – У меня блат большой. Бабушка – депутат, старейшая большевичка.

– Эта старая ведьма? – невольно вырвалось у Бабича. – Она еще жива? Значит, ты сын Октябрины?

– Вот видишь, вспомнил, – усмехнулся Володя, не отвечая на вопрос. – Да, я сын Октябрины. Которую ты обрюхатил и бросил.

– Мы с ней тогда еще объяснились, что нам не по пути…

– Не тот контингент? – предвосхитил Володя его любимую фразу. – Небось еще и на аборт ее посылал, – добавил он с ненавистью. – Может, и денег предлагал?

– Никаких денег я ей не предлагал, – все больше нервничая, ответил Бабич. – Слушай, шел бы ты отсюда, а? Ты ничего не докажешь. Дело давнее, она сама от меня отстала. Никаких претензий. Это она тебя прислала?

Сказать этому жлобу, что Октябрина умерла? И что это он свел ее в могилу? «Это не он, это ты свел ее в могилу», – напомнил себе Володя. На него напало ощущение опустошенности. Он уже сам не помнил, чего ждал от этой встречи, но разочарован был чуть не до слез.

– Никто не присылал, я сам пришел. Надо же, думаю, знать, кто мой папаша. Может, наследственный люэс, мало ли…

– Что тебе нужно? – напрямую спросил Бабич, а сам подумал: «Денег не дам ни за что, а то опять придет просить».

– Да ни хрена мне от тебя не нужно, не парься, – насмешливо бросил Володя. – Следи за афишами. Может, ты у меня еще автограф попросишь… папуля. Физкульт-привет!