Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - Алан Гринспен

В один из дней 1983 года, когда все эти события еще продолжали развиваться. я в своем офисе в Нью-Йорке занимался изучением демографических прогнозов. Внезапно в кабинете раздался телефонный звонок. Это была Андреа Митчелл, журналистка из телекомпании NBC. «Хотелось бы задать вам несколько вопросов по поводу президентского проекта бюджета», — сказала она. Затем Андреа добавила, что ее интересует, насколько надежны допущения, на которых строится финансово-бюджетная политика администрации. Мое имя ей назвал помощник пресс-секретаря Белого дома Дэвид Герген. По ее словам, Герген сказал: «Если вы действительно интересуетесь экономикой, почему бы вам не обратиться к Алану Гринспену? Он знает об экономике больше, чем кто-либо другой».

«Держу пари, что вы говорите это всем экономистам, — ответил я, — Впрочем, разумеется, давайте встретимся». Я видел Андреа по телевизору, в выпусках последних известий на канале NBC. Она была корреспондентом, аккредитованным в Белом доме. Мне нравилась дикция Андреа и тот приличествующий оттенок официальности, который звучал в ее голосе. К тому же она казалась мне весьма привлекательной женщиной.

Мы встретились в тот день, потом еще несколько раз, и вскоре я стал ее регулярным источником информации. На протяжении следующих двух лет Андреа звонила мне всякий раз, когда ей предстоял серьезный репортаж на тему экономики. Я с удовлетворением отмечал, насколько умело она подает материал телезрителю. Даже в самых сложных вопросах, которые невозможно было осветить со всех сторон. Андреа всегда добиралась до сути дела, И с фактами она обращалась очень аккуратно.

Как-то раз в 1984 году Андреа спросила, не соглашусь ли я составить ей компанию на традиционном ужине Ассоциации корреспондентов Белого дома, куда журналисты обычно приглашали своих поставщиков информации. Мне пришлось ответить, что я уже иду туда с Барбарой Уолтерс. При этом я добавил: «А вы бываете в Нью-Йорке? Мы могли бы пообедать вместе».

Прошло еще восемь месяцев, прежде чем мы созвонились. В тот год шла избирательная кампания, и Андреа была очень занята вплоть до ноября, когда Рейган одержал убедительную победу над Мондейлом. Наконец, уже в рождественские праздники, мы договорились о встрече. Я заказал столик на 28 декабря в моем любимом нью-йоркском ресторане Le Perigord. Вечер выдался снежный, и Андреа несколько запоздала. Когда она стремительно вошла в зал. я был поражен ее красотой, которую подчеркивали густые волосы, слегка растрепавшиеся после целого дня перед телекамерой и попыток поймать такси на заснеженной улице*

В тот вечер я узнал, что Андреа в прошлом тоже была музыкантом и играла на скрипке в Вестиестерском симфоническом оркестре. Наши музыкальные вкусы практически совпадали, а в ее фонотеке были примерно те же записи, что и у меня. Кроме того, Андреа любила бейсбог. Но а первую очередь нас объединял неподдельный интерес к происходящим в мире событиям, будь то вопросы государственной стратегии, политики, обороноспособности или дипломатии. В общем, нам было о чем поговорить.

Наверное. это довольно странная тема для разговора на первом свидании, но тот вечер в ресторане закончился обсуждением антимонопольного законодательства. Я сказал Андреа, что когда-то написал небольшой очерк на эту тему, и предложил поехать ко мне прочесть его. Вспоминая об этом сейчас. Андреа частенько подтрунивает надо мной: «И ты хочешь сказать, что не хотел соблазнить меня?» Так или иначе, но мы действительно поехали ко мне. и я показал ей статью, которую написал для «Информационного бюллетеня» Айн Рэнд. Андреа прочла мое сочинение, после чего мы продолжили обсуждение- До сих пор она уверена в том, что я решил устроить ей своего рода экзамен. На самом же деле все было не так — я просто старался всеми способами удержать ее рядом.

На протяжении первых лет нового президентского срока Рейгана именно Андреа была главной причиной, по которой я стремился в Вашингтон. Я поддерживал контакты в правительстве, но моя работа была прежде всего связана с деловой и экономической жизнью Нью-Йорка. К тому времени экономика бизнеса стала самостоятельной профессией, и я все активнее участвовал в деятельности соответствующих организаций. Я был президентом Национальной ассоциации экономистов в сфере частного предпринимательства, председательствовал на Конференции экономистов в области бизнеса, а также выдвигался на пост председателя Экономического клуба Нью-Йорка, который в финансовом и деловом мире считается аналогом Совета по международным отношениям.

Компания Townsend-Greenspan тоже сильно изменилась. В стране появились крупные экономико-консалтинговые фирмы типа DRI и Wharton Econometrics, способные предоставить клиентам все необходимые для планирования сведения. Стало широко применяться компьютерное моделирование, и многие компании имели штатных экономистов. В качестве эксперимента я попробовал переключиться на консультирование инвестиционных и пенсионных фондов, но эта деятельность была намного менее прибыльной по сравнению с корпоративным консалтингом. Кроме того, рост числа проектов подразумевал увеличение персонала, в связи с чем мне пришлось бы тратить все больше времени на управленческие функции.

В конце концов я решил сосредоточиться на том. что умел делать лучше всего: решать интересные аналитические задачи для солидных клиентов, которым это действительно нужно и которые способны за это хорошо заплатить. В общем, во второй половине правления Рейгана я собрался было сократить масштабы деятельности Townsend-Greenspan. но не успел: в марте 1987 года мне позвонили из офиса Джима Бейкера. К тому моменту он занимал пост министра финансов. После четырех лет работы в должности руководителя аппарата Белого дома Бейкер сделал необычную рокировку, поменявшись в 1985 году портфелями с Доном Риганом. Мы с Джимом дружили еще со времен президента Форда, и я помогал ему готовиться к сенатским слушаниям, на которых должны были утвердить его кандидатуру на пост министра финансов. По поручению Джима звонил его секретарь, который спросил, не могу ли я приехать в Вашингтон и встретиться с Бейкером у него дома. Это показалось мне странным. Почему именно дома, а не в рабочем кабинете? Тем не менее я согласился.

Следующим утром я уже был в Вашингтоне. Водитель доставил меня на Фоксхолл-роуд, где находился элегантный особняк Бейкера, построенный в английском колониальном стиле. К моему удивлению, там меня ждал не только Джим, но и Говард Бейкер, который в то время возглавлял аппарат президента. Говард сразу же перешел к делу. «Летом истекает срок полномочий Пола Волкера. и не исключено, что он уйдет в отставку, — начал он. — В данный момент мы не можем делать официальные предложения, но если вам предложат эту должность, вы согласитесь?»

Я застыл, не в силах вымолвить ни слова. Еще несколько лет назад я и мысли не допускал, что когда-нибудь могу стать председателем ФРС. В 1983 году, когда первый срок полномочий Волкера подходил к концу, одна из фирм с Уолл-стрит провела выборочный опрос, чтобы выяснить, кто мог бы заменить Волкера в случае его ухода в отставку. Меня немало удивило тогда, что мое имя оказалось в первой строке списка возможных кандидатов.

Несмотря на мои очень тесные отношения с Артуром Бернсом, ФРС всегда оставалась для меня тайной за семью печатями. Зная не понаслышке о тех баталиях, которые разыгрывались в ведомстве Артура, я не чувствовал себя готовым к этой работе. Регулирование процентных ставок в масштабах страны, думал я, требует куда больших знаний и опыта, чем у меня. Эта задача казалась мне настолько неоднозначной, что при ее решении легко допустить ошибку даже при наличии всей необходимой информации. Надежности прогнозов в такой сложной экономической системе, как наша, далеко до 90%. Вам очень повезет, если она дотянет хотя бы до 60%. И все же... Искушение было слишком велико, чтобы ему не поддаться. Я сказал, что соглашусь.