Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

Если бы я был той девушкой, то сдался бы уже через час или около того. Может быть, даже быстрее. Она не сдалась, и через какое-то время мне просто захотелось уйти оттуда. Я спустился вниз, на шкафут — так называют середину лодки, — и смотрел, как Джугану борется с матросом.

Когда я вернулся на фордек, она все еще пела. Птица сидела у нее на плече, и отец тоже стоял на бушприте, может быть, в четырех кубитах позади нее. Он подозвал меня и, когда я подошел к решетке, велел передать капитану, чтобы тот убрал все паруса. Я взял с собой Бэбби, и капитан сделал это. После этого мы просто дрейфовали, слегка покачиваясь. Мы были в открытом море и не видели землю.

Впереди из воды начали выходить люди. Я взял у второго помощника подзорную трубу, чтобы посмотреть на них, и все они были женщинами. Те, что были ближе к нам, были ниже, а те, что подальше, — выше, так что все они казались примерно одного роста. Некоторые из самых дальних были такими же высокими, как отец, Джугану и я вместе взятые. Многие были одеты в черные балахоны и капюшоны, но некоторые были голыми, особенно те, что стояли чуть дальше. Самые близкие из них разговаривали, пели и звали нас. Я никогда не видел и даже не слышал ни о чем подобном.

Девушка продолжала петь им, и они стали тише и начали приближаться к нам. Как будто они стояли на чем-то движущемся под водой. Матросы были напуганы, и я увидел, как они заряжают поворотное орудие, и сказал Бэбби, чтобы он не позволял им использовать его, и снова пошел вперед. К тому времени они уже окружили нашу лодку со всех сторон. Двое вроде как встали и заговорили с девушкой и Отцом, их одеяния становились все длиннее и длиннее по мере того, как они поднимались из воды — если бы они шли по лодке, я бы сказал, что они волочатся за ними по палубе. Под женщинами было что-то, на чем они стояли, если у них вообще были ноги.

Я снова вышел на решетчатую палубу, чтобы посмотреть на женщин, и одна из них посмотрела на меня и улыбнулась — у нее были маленькие острые зубы, похожие на клыки. Ее глаза были одного цвета и как бы светились или блестели под капюшоном. Тогда я вернулся к фок-мачте, и поэтому не слышал ничего из того, что они говорили или о чем говорили Отец и девушка. Я хотел сделать себе меч, вроде азота, и сделал его, но он не работал, поэтому я сделал ему обычный стальной клинок.

Через некоторое время женщины вернулись в воду, и Отец с девушкой подошли ко мне; Отец сказал, чтобы я передал капитану, что он снова может плыть и что мы оставим его навсегда. А еще он дал мне рубин, который, как я видел, дала ему одна из больших голых женщин. Отец сказал, что он настоящий, и, когда мы уйдем, он все еще будет у капитана. Я рассказал ему о женщине, которая посмотрела на меня и улыбнулась, и спросил: «Это была Сцилла?» Девушка пришла в бешенство.

После этого мы отправились домой, на нашу лодку на Синей.

Когда мы вернулись, была уже ночь, и я сказал, что возьму первую вахту, потому что знал, что мне много о чем придется подумать и я еще долго не усну. Я сказал Джугану, что он может занять мою койку, если захочет, но очень скоро он поднялся и улетел. Я знал, что он будет искать кровь, чтобы поесть, и спросил себя, кого он найдет.

На палубе со мной был только Бэбби, но он уже спал. Так что после этого я просто сидел у румпеля с карабином на коленях, как ты обычно делаешь, и смотрел на море и небо. Было тихо, и можно было видеть много звезд. Зеленая стояла над грот-мачтой, и казалось, что, если мы поднимем грот, он коснется ее. Наша Зеленая не такая большая, как у них, но и наша была достаточно яркой. Самое приятное было видеть, как на воде пляшут отражения всех звезд.

Тогда я много о чем думал. Можешь себе представить. В основном о вещах, которые я уже здесь записал. Я также думал о том, чтобы пристрелить Джугану, когда он вернется; мне очень этого хотелось. Но я знал, что выстрел разбудит Отца, и он все поймет. И даже если не поймет, он спросит меня, и я не смогу долго лгать ему об этом.

Потом прилетела птица и заговорила со мной. Это было не так приятно, как кажется. Во-первых, она была напугана. Она не подходила настолько близко, чтобы я мог дотронуться до нее. Во-вторых, я разговаривал и с девушкой. Ее было не видно, но она была там. Птица перепрыгнула на каютную палубу (так мы называем крышу маленькой каюты — она обшита досками и просмолена, как обычная палуба, и достаточно прочна, чтобы стоять на ней), примерно на полпути между мной и Бэбби. Я мог видеть, как она прыгает вокруг. Я не мог видеть девушку, но знал, что она там. Трудно объяснить.

Я увидел на воде звезды и довольно много света от Зеленой; для ночи ее свет был действительно довольно ярким, но между бортом и водой осталась какая-то тень. Зеленая уже наполовину взошла и висела по правому борту. Так что слева от меня была эта тень, и я чувствовал, что она была там, внизу, наблюдая и слушая, и она могла заставить птицу говорить за нее, когда хотела.

Я свистнул ей, и она свистнула в ответ. Я мог свистеть лучше, чем она, но она могла свистеть громче, чем я, так что некоторое время мы так развлекались. Я насвистел «Лодку Томкода»[157], а птица в ответ насвистела первые три-четыре ноты.

— Любить птиц?

— Конечно, — сказал я. — Но ты бы мне больше нравилась, если бы я тебе больше нравился. — Я знал, что она не поймет, но это был кто-то, с кем можно было поговорить.

— Хорош птиц!

— Иногда, может быть, и так.

Это привело ее в бешенство, и она сказала: «Хорош птиц!» — и еще: «Плох мал!»

— Если ты такая хорошая птица, то что же ты делала на бушприте со Сциллой?

Это был первый раз. Птица сказала: «Я плох?» — но я знал, что на самом деле это говорит не птица.

Признаюсь, мне пришлось об этом подумать. Во-первых, она мне не нравилась. А еще мне казалось, что Отец, Джугану, я и даже Бэбби с птицей были реальны на большой речной лодке, а она — нет. Мне это совсем не понравилось. Потом на нашей лодке я чувствовал, что мы были действительно реальны, но она была совсем не реальна. Она не могла заставить нас увидеть ее или поговорить без птицы Отца. Может быть, все это не имело никакого отношения к тому, что она была плохой, но я чувствовал, что это так. Поэтому я сказал:

— Ну, ты определенно не очень хорошая, Сцилла.

— Хорош дев!

— Определенно такая, — сказал я. По правде говоря, я надеялся, что она оставит птицу за главного и никогда не вернется.

— Ты хорош? Хорош Копыт? Как Шелк?

Я решил, что нет смысла дурачиться и спрашивать ее «Кто такой Шелк?». Я чертовски хорошо знал, кто был Шелком:

— Нет. Он — намного лучше, чем я когда-либо буду.

— Твой па? Сказать ложь!

— Если он скажет, кто он, они захотят сделать его кальде и Кречет убьет его.

— Хорош Шелк! — Она засмеялась, что-то вроде бульканья и хихиканья.