Баллантайн - Уилбур Смит

– Теперь, когда мистер Родс получил концессию, можно собирать отряд. Мы с Кэти завтра поедем обратно с пустыми фургонами. Видит Бог, нам нужна каждая пара колес – я уж и не надеялся, что Лобенгула заберет у меня эти ружья!

На этот раз Кэти не вслушивалась в слова мужа затаив дыхание, а то и дело поглядывала на ступеньки веранды, потом прошептала что-то матери. Робин нахмурилась и покачала головой.

– Ты говоришь так, словно для тебя важна лишь твоя личная выгода! – упрекнула Робин свежеиспеченного зятя.

– Ничего подобного, тетушка! – засмеялся Ральф и подмигнул отцу, сидевшему на другом конце стола. – Все во благо империи и во славу Господа!

Кэти дождалась, пока они снова затеяли дружелюбный спор, и потихоньку ускользнула. Робин заметила дочь только тогда, когда та уже стояла на ступеньках. Помедлив, она не стала окликать Кэти: раздраженно махнула рукой и повернулась к Зуге:

– Вы с Луизой надолго задержитесь в Булавайо?

– Пока отряд не подойдет к горе Хэмпден. Мистер Родс не хочет недоразумений между отрядом и молодцами Лобенгулы.

– Луиза, пока вы живете в королевском краале, мы будем посылать вам свежие овощи и цветы, – предложил Клинтон.

– Вы и так уже столько для нас сделали! – поблагодарила Луиза и осеклась, тревожно глядя перед собой.

Все торопливо повернулись, следуя за ее взглядом.

Кэти взбежала по ступенькам и привалилась к одной из побеленных колонн. Лицо девушки нездорово пожелтело, как у больного малярией, и покрылось капельками пота. В глазах стояло страдание, губы искривила гримаса ужаса.

– В церкви! – выдохнула Кэти. – Она в церкви!

Ее согнуло пополам в приступе рвоты, раздался треск рвущейся материи – густой желтый поток пропитал девственно белый подол свадебного платья.

Первой к дверям церкви подбежала Робин. Бросив один-единственный взгляд внутрь, она резко отвернулась, уткнувшись Клинтону в грудь.

– Уведи ее, – не терпящим возражений тоном приказал Зуга. – Помоги мне! – велел он Ральфу.

Венок из розовых роз, упавший с головы Салины, лежал на полу нефа. Девушка перекинула недоуздок через стропило и, должно быть, залезла на стол, который Робин использовала для операций.

Руки Салины висели вдоль тела; носки туфелек были косолапо повернуты внутрь, мило и невинно, как у маленькой девочки, стоящей на цыпочках, – вот только до покрытого каменными плитами пола оставалось добрых два фута.

Зуга не удержался и посмотрел на лицо девушки: голова торчала вбок под немыслимым углом – веревка тянулась вверх от уха. Лицо распухло и пошло фиолетовыми пятнами.

В дверь потянул спасительный сквознячок, медленно повернув тело лицом к алтарю – теперь Зуга видел лишь роскошные золотистые волосы длиной до пояса. Сзади девушка все еще выглядела красавицей.

Кэти Баллантайн провела счастливейшие в жизни месяцы в лагере Британской южно-африканской компании на реке Маклутси.

Она была единственной женщиной среди семисот мужчин, и все они ее обожали: называли «миссис» и приглашали на каждую вечеринку, которая устраивалась, чтобы развеять скуку длительного ожидания.

Любой другой новобрачной ее возраста суровые условия жизни в лагере казались бы невыносимыми, но Кэти жила так всегда. Построенную Ральфом глиняную хижину с травяной крышей она превратила в уютное гнездышко: повесила ситцевые занавески на окна без стекол, прикрыла земляной пол плетеными циновками, высадила у входа петунии – кавалеристы отряда оспаривали друг у друга честь их поливать. Готовила Кэти на костерке под навесом кухни – уставшие от солонины и кукурузной каши офицеры старались заполучить приглашение на ужин.

Кэти расцвела от такого количества внимания и развлечений – если раньше она была просто хорошенькой девушкой, то теперь стала настоящей красавицей, что еще больше привлекало к ней мужчин. И конечно же, рядом был Ральф. Ночами она порой лежала без сна, прислушиваясь к дыханию мужа, и удивлялась, как жила без него раньше.

Ральф уже получил чин майора.

– Мы все здесь полковники и майоры, девочка моя, – подмигнул он ей и хихикнул. – Я даже подумываю, не произвести ли старину Исази в капитаны!

Ему так шел расшитый позументами мундир с портупеей и широкополая шляпа, что Кэти хотелось почаще видеть мужа в форме.

С каждым днем Ральф словно становился выше, сильнее и энергичнее. Когда он уезжал, чтобы поторопить фургоны, установить гелиографы на станциях связи или встретиться с другими директорами Британской южно-африканской компании, Кэти все равно не чувствовала себя в одиночестве: каким-то непостижимым образом Ральф всегда оставался рядом, и ожидание встречи доставляло тайную радость.

Возвращался он внезапно, на полном скаку влетал в лагерь, подхватывал Кэти на руки, подбрасывая ее в воздух, точно ребенка, и целовал в губы.

– Ральф, ну не на улице же! – краснела задыхающаяся Кэти. – Люди смотрят!

– Ага, и зеленеют от зависти! – соглашался он, унося жену в дом.

В присутствии Ральфа жизнь кипела ключом. Он умудрялся поспеть повсюду: проходил по лагерю широким уверенным шагом, заразительно хохотал, подбадривал подчиненных, беседовал с ними, а иногда впадал в приступы внезапной убийственной ярости.

Хотя ярость Ральфа ни разу не обращалась на жену, Кэти невольно приходила в ужас. С опасливым любопытством она смотрела, как лицо мужа темнеет от гнева, голос превращается в рев раненого буйвола. Потом в воздухе мелькали его кулаки и сапоги – и кто-то катался в пыли, рухнув на землю.

От этого зрелища ее охватывали слабость, дрожь и странное возбуждение. Она торопливо убегала в хижину, задергивала шторы и ждала. Когда Ральф возвращался, его лицо все еще искажала дикая ярость – та самая, от которой Кэти бросало в дрожь, и приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не броситься к мужу, а дождаться, пока он сам подойдет.

– Ей-богу, Кэти, девочка моя, – сказал он как-то молодой жене, нависая над ней – на его обнаженной груди еще поблескивали капельки пота, дышал он так тяжело, словно только что участвовал в забеге, – хоть ты и похожа на ангелочка, но кое в чем до тебя самому дьяволу далеко!

Кэти молила Бога дать ей сил обуздать сладострастные порывы плоти, но молитвы выходили небрежные, не особо искренние, и уютное чувство удовлетворения не исчезало.

С Ральфом никогда не было скучно – ни днем, ни ночью,