«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

свадьбы. Верно, свадьба: невеста в длинной фате и в пиджаке жениха выходит с подружками на перекур, и ее фотографируют на фоне чеканного герба города Кузьминок. В одной руке у невесты сигаретка, в другой — шлейф от платья, а над ее головой в третьей, стилизованной руке — электронные орбиты. Пока невесту фотографируют, наверху дерутся… Ну, это мы умеем. Вообще, Кузьминки у нас хоть и не город-герой, но тоже парень отчаянный с этими играми в мирный атом.

«Хороша Снегурочка, — облизывается Павлик. — Жаль, что беременная, а то бы увел». — «А ты откуда знаешь, что беременная?» — «Глаз-алмаз!»

Павлик открывает форточку и бесцеремонно разглядывает беременную Снегурочку, а я готовлюсь к очередному испытанию: в гостинице недавно установили электронные двери — как только ступишь на крыльцо, они разъезжаются перед самым носом и терпеливо ожидают, пока ты пройдешь в вестибюль. Я всякий раз вздрагиваю и не могу привыкнуть… Боюсь, что однажды эта подхалимажная механика нарочно недоработает и прихлопнет меня в створе ворот. Подхалимы — они такие. На лифтах я тоже не люблю разъезжать, а уж на эскалатор метро меня не заманишь — это все потенциальные ловушки.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Но на этот раз благополучно вхожу. Незнакомая дежурная дама за стойкой откладывает вязание синего носка и подозрительно обозревает меня. Новенькая. Строгонькая. Не знает, кто я такой. На ее электронном табло мест нет. В гостинице уже пахнет жареной рыбой и луком — Дроздов с Ашотом закусывают, а Белкин не может найти сверток с котлетами, который остался в Печенежках в моем кабинете. Эти запахи теперь будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Еще триста пятьдесят лет… Это очень-очень долго.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Вы что-нибудь забыли, дедушка?» — вежливо спрашивает дежурная дама. Она, конечно, осведомлена, что в гостинице поселились журналисты, космонавты и академики, и сейчас прикидывает, на кого из этих деятелей я похож. Интересно, похож ли я с точки зрения этого шерстяного синего чулка на академика? Или она принимает меня за безработного швейцара-луддита, который примется сейчас крушить электронные двери?… Что же я здесь забыл? Надо вспомнить… Вспомнил: я должен позвонить в Новосибирск. Я выкладываю перед синим чулком календарный листок с телефонограммой, которую она же приняла и передала в Дом ученых. Теперь она знает, кто я такой. Она разыскивает код Новосибирска и набирает такой-то номер. «С вами будет говорить академик Невеселов», — произносит она таким голосом, будто звонит из кремлевского кабинета самого товарища Сталина и в Новосибирске сейчас все должны обделаться и не жить. Но из трубки через полстраны ей громко отвечают: «А на кой ляд он мне нужен? Я вас русским языком просил: Не-ве-се-ло-ву! Его внучку! Ладно, давайте академика». Синий чулок в полной растерянности передает трубку мне.

«С кем имею честь?» — не очень сердито спрашиваю я, чтобы случайно не спугнуть в Новосибирске возможного Татьяниного жениха. «А ты угадай», — отвечает голос Президента Академии наук. «А, это ты… — я немного разочарован, хотя весь день ожидаю его звонка. — Как ты меня нашел?» — «Мне нашли. Сказали, что Юрий Васильевич разыскивает своего Президента. Чего тебе надобно, старче, в столь поздний час?»

Мне надобно, отвечаю я, чтобы он немедленно позвонил Моргалу и разъяснил товарищу, что за свой перевернутый портрет не имеет к издательству никаких претензий. (Вижу, как синий чулок, догадавшись, с кем я говорю, начинает линять и голубеть.)

«Юра, у нас здесь два часа ночи», — зевает Президент и чешет в новосибирском Академгородке свой живот (в трубке все слышно). «А у нас десять вечера!» — «Ну, это одно и то же. Все равно Моргала сейчас в издательстве нет. Вообще, ему будет много чести. Не в том дело… Не перебивай… Помнишь, я всегда предупреждал, когда тебя собирались бить…» — «Меня никогда не били!» — «Ты не прав. Тебя били всю жизнь, но ты не замечал. Как с гуся вода. Значит, всегда получали те, кто рядом с тобой. Возле тебя стоять опасно!» — «Это я уже слышал — злюсь я. — Ты давай конкретно!» — «Хорошо, конкретно. Почему Владик еще не в Москве? Он как раз стоял тогда около тебя». — «А что с ним? Плохо? Опять?» — пугаюсь я. «Плохо. А ты о каких-то перевернутых портретах. Отправляй его самолетом, быстро!» — «Понял. Хватит об этом». — «Давай о другом. Тебя пытались бить, но потом всем надоело. Сейчас наоборот: награждают и просят, чтобы ты делал, что хочешь». — «Это как?» — «Ну, что ты хочешь в данный момент?» — «Хочу, чтобы Моргал не преследовал Чернолуцкого». — «А он преследует? Из-за моего портрета? Дурак. Хочешь Моргала снять? Снимай. Тут на него такие телеги… Будто у него за шкафом потайной кабинет, а в том кабинете чего только нет! Где, думаешь, находится твой персональный компьютер?» — «Чей?» — «Твой. Личный, персональный. Который твоя японочка с острова Хонсю послала тебе в подарок за то, что ты ее…» — Президент держит паузу.

«Что?!» — «За то, что ты ее согласился взять в лечащие врачи, — смеется Президент. — А Моргал этот компьютер зажилил — будто бы для нужд издательства. Понял? А некий Ведмедев на него за это телегу! Мне. А за мой перевернутый портрет какой-то Енисейский на Моргала телегу в ЦК. Сейчас разбираются… Хочешь сесть на место Моргала? Садись. Чего ты еще хочешь? Любое твое желание. Хочешь на мое место? Телегу писать не надо, сам уйду. Делай, что хочешь. Ты мне лучше вот что скажи… По секрету… Как мужик мужику. Ты ту японочку… это… ну, это самое…»

«Александр, — наставительно отвечаю я. — Ты же мальчик из интеллигентной семьи, а еще не научился называть вещи своими именами». И я, пристально глядя на синюю даму, произношу глагол, который в русском языке точно обозначает то действие, которое имеет в виду Президент. Это, конечно, хулиганство. Наверно, я все-таки впал в детство, но я не мог удержаться, чтобы не провести мимоходом этот эксперимент и понаблюдать смену спектра на лице строгонькой дамы. Грешен, люблю вгонять в краску синие чулки!

«Я так и думал! — одобряет Президент. — Иначе зачем бы она дарила тебе персональный компьютер? Молодец! Значит, жив-здоров! Делай, что хочешь, только будь здоров! Это самое главное!» — «Спасибо, Александр! Умер-шмумер, лишь бы был здоров!» — Я кладу трубку и выхожу из гостиницы, чувствуя на себе восхищенный взгляд синего чулка.

Пока я говорил с Президентом, кончилось затмение Марса, наползли тучи, пошел снег, а у «ЗИМа» назрел скандал: Павлика скоро