Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов

— Ладно. Вызовите артиллеристов с Морского полигона. Сигнал же дайте из сигнальной пушки, — распоряжаюсь я.

Поднялась суета. Подозрительно долго возятся с сигнальной пушкой. Совсем стемнело. Грозно, зловеще все напряглось вокруг Зимнего, из Смольного нас торопят.

— Из-за вас может черт знает что произойти, — упрекаю я Благонравова.

В этот момент кто кто-то вбегает в комендантскую крепости:

— Они сдаются, ультиматум принят.

Благонравов покачнулся от волнения, но выпрямился, бросается со слезами ко мне, раскрыв объятия. Еду на моторе в Штаб округа. Пробираемся сквозь наши заставы»[2983]. Как выяснилось, рано радовались.

Около восьми вечера отправился к передовой линии Подвойский. Там и Чудновский. К осаждавшим из дворца вышел юнкер, делегированный от Ораниенбаумской школы. «Во избежание печальных последствий «недоразумения», он предложил мне тотчас же отправиться выяснить его на площадь к юнкерам, — рассказывал Чудновский. — Караульный начальник, прапорщик… потребовал, чтобы мы отправились с ним во дворец, заявив, впрочем, что моей безопасности ничто не угрожает. Положение было не из приятных, но делать было нечего, и волей-неволей я принужден был последовать за нашим проводником. В коридорах дворца его поведение резко изменилось, он обрушился на юнкера с бранью и упреками за то, что он осмелился дать мне слово и гарантировать мою безопасность… Я был уведен для представления «генерал-губернатору» Пальчинскому. Мне пришлось прождать минут двадцать, пока он освободился.

Увидев меня, Пальчинский замахал руками: «Арестовать, арестовать», и своей грубостью заставил меня обратить его внимание на необходимость быть вежливей и приличней даже с арестованными… Юнкера потребовали немедленного моего освобождения, ибо, по их словам, моим задержанием наносился ущерб их честному слову. Пальчинский долго пытался образумить мятежных защитников «законного порядка вещей». Но стук прикладов о паркет был внушителен, и лица юнкеров не предвещали ничего доброго.

— Хорошо, я освобожу его, — говорил Пальчинский…

Я был выведен прапорщиком Миллером из дворца через баррикаду, с которой солдаты неизвестной мне части вели энергичную перестрелку с нашими солдатами и матросами, и красногвардейцами, занимавшими прилегающие площади и улицы. Я перешел площадь и очутился в среде друзей»[2984].

В 20.15 Ливеровский зафиксировал: «Вердеревский и Карташев подняли вопрос о действительности и обстоятельствах текущего момента наших полномочий. Все от нас откололись. Не должны ли мы сдать власть»[2985]. Нет — не сдавать, мнение кабинета.

Затем около часа продолжалась война нервов и воззваний. В 20.30 ВРК рассылает телеграмму всем армейским комитетам и Советам солдатских депутатов: «Петроградский гарнизон и пролетариат низверг правительство Керенского, восставшее против революции и народа. Переворот, упразднивший Временное правительство, прошел бескровно. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов торжественно приветствовал совершившийся переворот и признал, впредь до создания правительства Советов, власть Военно-революционного комитета… Народная революционная армия не должна допустить отправки с фронта ненадежных войсковых частей на Петроград. Действовать словом и убеждением и, где не помогает, препятствовать отправке беспощадным применением силы».

Вслед за этим рассылается циркулярное предписание ВРК районным Советам рабочих и солдатских депутатов: «Охрана революционного порядка в районах сосредоточивается в руках местных Советов рабочих и солдатских депутатов. Должность комиссаров милиции упраздняется. Районным Советам депутатов предписывается выделить комиссаров по охране революционного порядка»[2986].

В 21.00 правительство отвечает радиограммой к населению: «Всем, всем, всем!.. Петроградский Совет р. и с. д. объявил Временное правительство низложенным и потребовал передачи ему власти под угрозой бомбардировок Зимнего дворца из пушек Петропавловской крепости и крейсера «Аврора», стоящего на Неве. Правительство может передать власть лишь Учредительному собранию, а потому постановило не сдаваться и отдать себя под защиту народа и армии, о чем послана телеграмма в Ставку. Ставка ответила о посылке отряда. Пусть страна и народ ответят на безумную попытку большевиков поднять восстание в тылу борющейся армии»[2987]. В феврале подобное восстание в тылу никого — членов Временного правительства, уж точно — не смущало.

На призыв правительства откликается Городская дума. Станкевич уже там, в Думе, «где был оживленный бурлящий центр общественной антибольшевистской работы… Было крайне приятно почувствовать себя опять на людях, не среди обреченных. Все помещения полны народу. Много заседаний. Много предложений. Много добрых решительных слов и уверенных лиц»[2988]. Но за весь день ни Дума, ни партии никакой помощи правительству организовать не сумели.

— Революционная демократия разговаривает, революционное правительство погибает, — с горестной язвительностью заметил Никитин в последнем своем телефонном разговоре с одним из думских друзей.

Открывая заседание, Шрейдер сообщил, что через «несколько секунд» начнется обстрел Зимнего дворца. Было решено срочно послать три делегации «в целях предотвратить катастрофу»: на крейсер «Аврора» во главе с графиней Паниной, в Смольный под руководством самого Шрейдера и в Зимний дворец — председатель Думы Исаев. До их возвращения заседание было прервано[2989]. Делегации до места назначения не дойдут: их просто не пропустят патрули.

Попытки массовых выступлений в защиту правительства пресекались на корню. Подвойский писал: «Буржуазия Петрограда пыталась создать в тылу наступавших цепей демонстрации. Она собирала у «Вечернего Времени» против Гостиного двора кучки людей и распиналась за «непролитие братской крови». Но твердое боевое настроение солдат отбило охоту к каким-нибудь выступлениям… Арестован был начальник Штаба Петроградского военного округа князь Багратуни. Матросы сняли его с извозчика вместе с помощником военного министра, князем Тумановым, и хотели тут же расстрелять, однако, успокоившись, отправили их в Петропавловскую крепость».

Но с Зимним — хуже. Вновь Подвойский: «Записки Ленина, которые он посылал то мне, то Антонову-Овсеенко, то Чудновскому… становились все более жесткими… От плана бескровного переворота, казавшегося таким реальным и заманчивым, приходилось отказаться. Зимний не желал сдаваться — его нужно было брать штурмом»[2990]. После девяти Подвойский приказал Благонравову наконец дать сигнал к атаке и открыть артиллерийский огонь. На крейсер «Аврора» ушел приказ произвести по этому сигналу холостой выстрел из носового орудия.