Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

головой, а когда Мэй попытался настоять на своем, клацнул зубами, будто готов был кусаться. Навигатор покрутил пальцем у виска, Рейнборо провел ребром ладони по горлу. Мэй обругал его, пилот засмеялся. Ему было очень худо, но он не желал возвращаться в саркофаг.

Рассерженный Мэй погрозил кулаком. Верней, он делал вид, будто сердится, а по лицу неудержимо расползалась улыбка. Мэй положил руку Рейнборо на грудь, рядом с моей ладонью, и сердце пилота застучало уверенней.

Из второго глайдера выбрался Том; он нес потерянный ботинок сквайра, держа его за шнурки. Рейнборо подскочил, увидев выжженные иероглифы у Тома на лице и груди. Если б не звон в ушах, я бы спросил, что перьевик нарисовал на лисовине. Быть может, мне бы Рейнборо не солгал?

Следом показались Сильвер и наш капитан. Мистер Смоллет нес сложенный комп, «бывший навигатор» прижимал к груди пяток банок с тоником – все, что осталось в разграбленной машине. По виду, Сильвер не был потрясен известием о казни Хэндса и даже слегка улыбался.

Мистер Смоллет не рассказал: они же оба оглохли после залпа с «Испаньолы». Юне-Вэл еще предстоит узнать, как убили Хэндса. Она спросит, и мистер Смоллет расскажет; он поберег бы женщину, но Джона Сильвера не пощадит. Бедная Юна. А уж Хэндса как жаль…

Рейнборо оглянулся на Мэя, который стоял рядом со мной за креслом, и что-то отстучал пальцем по его запястью. Мэй отстучал ответ Рейнборо по плечу. Оба засмеялись. Мэй принялся разуваться. Он с трудом помещался в узком пространстве между креслом и стенкой кабины и толкал меня. Разувшись, навигатор снял брюки и положил их Рейнборо на колени. Оказывается, пилот сидел совсем голый; я и не заметил. Когда он выбрался из «камеры жизни», одежды своей не нашел – все растащили маньяки или перьевик с подручными. Рейнборо коснулся моей ладони – попросил не убирать с сердца – и натянул штаны; затем благодарно улыбнулся Мэю и потер уши, желая как можно скорее вернуть себе слух. Оставшийся в трусах и носках Мэй снова обулся и отстучал Рейнборо по макушке фразу, от которой пилот захохотал.

Им было хорошо. А Хэндсу… И Юне-Вэл… Я закусил губу.

В кабину заглянул мистер Смоллет, вручил банку тоника на троих. Оглядел Мэя, усмехнулся и жестами показал, что им вдвоем надо куда-то идти. Навигатор отхлебнул тоника и ушел с капитаном. Вид у него был потешный, но мне было не до смеха.

Мистер Смоллет и Мэй скрылись в ближайшем доме. Он засветился ярче, словно обрадовался приходу новых людей.

Рейнборо задремал, а я присел на подлокотник, не снимая ладонь с его сердца. Оно уверенно и сильно билось; хоть это было хорошо. Так прошло минут десять.

В небе одна за другой полыхнули три вспышки. Не такие мощные, как удар по Чистильщикам, но глайдер вздрогнул. Что там опять? Небо ведь пусто.

Проснувшийся пилот что-то спрашивал; в кабину сунулся напуганный Том. Мы друг друга не слышали, да и сказать ничего путного не могли; пришлось просто дождаться возвращения мистера Смоллета. Капитан с Мэем примчались через минуту. Мэй раздобыл себе потрепанные брюки от летной формы RF, а мистер Смоллет принес совсем новую куртку для Рейнборо и кусок чистой серой ткани, в которую завернул лисовина, прикрыв ожоги на груди. Капитан и навигатор выглядели, точно вернулись с курорта. Мне вспомнились рассуждения сквайра об энергетическом вампиризме; по-своему, мистер Трелони был не так уж неправ. Однако наши risky fellows тут же принялись энергией делиться: Мэй отдал силы пилоту, мистер Смоллет – мне и Тому. Сильверу ничего не досталось.

Наш капитан снова уселся за пульт управления. В небе опять полыхнуло – три вспышки подряд; выстрелы из «стивенсона». Призыв о помощи, вот что это такое. Кто там? Доктор Ливси и сквайр? Хоть бы они. С нашего глайдера ушла сигнальная ракета, оставляя за собой тонкий дымный хвост, и расцвела над крышами зеленым. Затем мистер Смоллет поднял машину в воздух и направил ее назад, к месту казни.

Огромное тело Чистильщика почти перекрыло улицу; вокруг копошились очнувшиеся маньяки. Одни топтались рядом, щупали края черной мантии, тянули ее в рот, пытались жевать. Другие растаскивали тушки Птиц. Пытались укрыть их, прижимая к животу, но не догадываясь сунуть под одежду, и уже завязалось несколько потасовок.

От вида мертвого Чистильщика мистеру Смоллету стало худо, и глайдер пришлось сажать Рейнборо. Он не стал приземляться у перекрестка, а пролетел дальше по улице. У меня сжалось сердце, когда внизу промелькнуло растоптанное тело человека, который восклицал «Бен Ган!» и пытался нас защитить.

Глайдер лег на брюхо у дома с прожженной щелью. По краям щели стены ярко светились, как будто дом был встревожен своей раной.

Чуть только мы сели, в кабину вломился Том, выдернул меня из-за кресла пилота и утащил в салон. Здесь было худо Юне-Вэл: «бывший навигатор» скорчился в кресле, уткнувшись лицом в колени, и его трясло, как от рыданий. Мэй недовольно кривился и явно не желал иметь дело с чужой истерикой. Однако Юна не могла узнать Хэндса под слоем застывшего белого клея; ей плохо оттого, что она увидела Чистильщика. Я не мог объяснить это оглохшему навигатору, поэтому просто ткнул пальцем в сторону кабины, где так же мучился наш капитан. Мэй ушел туда, а я склонился над Сильвером.

– Юна, хорошая моя… – Я зажмурился, чтобы не видеть смуглую биопластовую кожу на мускулистой спине и крутых плечах. Под биопластом – настоящая Юна-Вэл, сильная и решительная, но при этом хрупкая и ранимая, как любая женщина. – Успокойся. Уже все хорошо… – Я лгал ей, потому что не знал, что сказать и как утешить. Да и вообще она не слышала мою ложь. – Мы скоро вернемся на «Испаньолу». Любимая моя, родная, успокойся. Все уже кончилось.

Я гладил ее по вздрагивающей спине; Юна-Вэл затихала. Я невольно пожалел об этом, потому что пора было открыть глаза и отойти, но я понимал, что мне уже больше не ласкать ее – женщину, которую я любил и которая никогда не будет моей.

И все-таки пора. Я выпрямился. «Бывший навигатор» перевел дыхание, забросил руки на спинку переднего кресла и уткнулся лбом в подголовник.

На меня потрясенно глядел Том: глаза округлились, усы подергивались. Я представлял, что он обо мне думает. И мне было наплевать.

А потом захотелось от души ему вмазать: я понял, что лисовин смеется. Он переводил взгляд с меня на Сильвера и веселился так, словно мы с «бывшим навигатором» были два клоуна. Черт бы