Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

Кроме того, возможность прочитать чужие письма будоражила его воображение. Он всегда любил «Отелло», «Ромео и Джульетту» и романы Диккенса и мечтал о том, чтобы когда-нибудь самому написать книгу. Возможно, в этих письмах он сможет найти интересные сюжеты для своих будущих историй.

Они уселись на упавшую потолочную балку и начали одно за другим вскрывать письма. Рядовой делал это чисто механически, оставаясь равнодушным к тому, что читал. Сид же очень быстро почувствовал отвращение. Вопреки его романтическим ожиданиям он видел только написанные – за редким исключением – безграмотным языком совершенно неинтересные послания о тоске по родному дому, вкусных обедах матушки или безупречном образе девушки, если письмо было обращено к ней. Минут через двадцать он опять заскучал. Но работа есть работа.

Прошел час, и вдруг он резко выпрямился:

– Постой-ка, здесь кое-что интересное! Подписано «Дж. Б. Дункан», это же один из наших офицеров. – Он показал рядовому сокращения, стоящие рядом с подписью. – Смотри: «бригадный генерал добровольческой армии Соединенных Штатов». Но пишет он кому-то, кого называет «дорогой майор Мэйн». Как думаешь, Чонси, это бунтовщик?

– Скорее всего, раз уж письмо здесь оказалось.

– Похоже, тут речь о какой-то женщине по имени Августа… О Боже, ты только послушай! «Она носит вашего ребенка и, хотя уже знала об этом в ваш последний приезд, ничего не сказала, не желая возлагать на вас моральное бремя…» – С пробудившимся энтузиазмом Сид воскликнул: – Это образованный человек! Пишет, как в книге!

– Да, и история ничего себе, – согласился Сид.

– «Беременность, – продолжил читать Сид, – протекала тяжело, если не сказать опасно, как и тогда, когда она была замужем за мистером Барклаем. Думаю, вы осведомлены о той печальной истории. Я очень боялся за ее самочувствие и ее безопасность на этой отдаленной ферме, откуда она так упрямо отказывалась уезжать, даже когда совсем рядом грохотали бои, поэтому сделал все, чтобы перевезти свою племянницу за Потомак и поселить в своем нынешнем вашингтонском доме. Там двадцать третьего декабря прошлого года она родила вам сына, крепкого младенца, которого назвала Чарльзом. Но с прискорбием вынужден вам сообщить, что…» – Сид грустно посмотрел на своего товарища.

– Что не так, Сид?

– «…роды, хоть и прошли благополучно, не обошлись без трагедии. Час спустя бедняжка Августа умерла. Она покинула этот мир с вашим именем на устах. Я знаю, что она любила вас больше жизни, потому что она говорила мне об этом». – Сид вытер нос. – Боже мой… – Он стал читать дальше: – «Я уже дважды писал вам, оплачивая услуги своего личного посыльного, чтобы послания были доставлены в Ричмонд. Теперь пишу в третий раз, потому что знаю – почтовая служба расстроена, а я хочу быть уверен в том, что хотя бы одно из моих писем дошло до вас. К сожалению, каждый раз приходится писать очень короткий адрес, но это все, что у меня есть». – Он глубоко вздохнул. – Дальше с красной строки. «Эта разрушительная война, возможно угодная Богу, но ставшая трагедией для его детей, очевидно, подходит к концу. Когда это случится, вы сможете забрать своего сына. Я буду заботиться о нем и обеспечу всем необходимым, пока вы не приедете или в том случае, если вы не появитесь, пока это будет возможно для старого холостяка, все еще состоящего на военной службе. Никакой враждебности я к вам не испытываю и молюсь, чтобы мое письмо нашло вас в полном здравии и вы смогли порадоваться хорошей части этих новостей. С уважением…» – Сид опустил на колени последний листок письма. – Вот и все. Дальше подпись.

– Это уж точно надо доставить, – сказал Чонси подавленно.

– Да… – Капрал повернул конверт к свету и еще раз всмотрелся как следует. – Эй, а вот так лучше. Здесь опять имя. Мэйн и слово «майор». А больше ничего. Ну, может, и этого хватит. – Он сложил обе страницы, вернул их в конверт и сунул в карман. – Отнесу лейтенанту сам.

– Хорошо, – кивнул Чонси и пристально посмотрел на него; Сид ответил ему таким же взглядом.

Когда правительство этого проклятого Дэвиса сожгло столько своих архивов, как найти одного-единственного солдата армии конфедератов среди сотен тысяч, возвращающихся сейчас домой по дорогам Юга или лежащих в братских могилах, в лесах и на полях от Виргинии и гор Пенсильвании до утесов Виксберга и холмов Арканзаса?

Оба знали, что это почти невозможно. И все же Сид хотел попытаться, хотя и чувствовал всю безнадежность такой затеи.

Покинув Фредериксберг, Чарльз бесцельно блуждал три дня. Каждую ночь он просто лежал, не в силах заснуть. В очередной придорожной таверне без всякой причины устроил скандал, и его чуть не прирезали за это. Хотел плакать и не мог.

За Рапиданом, в разоренных войной местах, он доехал до развилки четырех дорог и спешился. Пока мул щипал траву, Чарльз снял свое цыганское пончо и улегся на обочине. Он надеялся, что мул будет жевать долго. Ехать ему было некуда.

С северной дороги приближались трое пеших мужчин. Все были в рваных серых мундирах. Один, светловолосый парень лет восемнадцати-девятнадцати, ковылял с помощью самодельного костыля. Его правая нога была отрезана ниже колена.

Он улыбнулся Чарльзу и помахал ему рукой:

– Привет! Ты ведь из наших, да?

Чарльз вынул изо рта сигару:

– Вообще-то, я больше не из чьих.

Окинув его хмурыми взглядами, солдаты тихо переговорили между собой, вернулись на дорогу и пошли дальше на юг. Наверное, домой, хотя их до́ма, скорее всего, больше не существовало, подумал Чарльз.

Потом с дороги послышался звук, похожий на шум колес. Чарльз повернулся, приподнявшись на локте, прищурился и увидел, что навстречу солдатам идет группа из четырех человек. Солдаты молча прошли мимо. Группа состояла из мужчины, женщины и двух маленьких девочек. Все были чернокожими.

Когда они подошли ближе, Чарльз увидел, что одежда на них очень старая, но чистая. Тележка, в которой рядом с какими-то увязанными в узлы пожитками сидели девочки, хоть и имела крепкие колеса, была слишком хлипкой, потому что мастерил ее человек, явно не имеющий опыта в таком деле.

Животного у семьи не было. Тележку тащил сам отец. Мать шла рядом с ним, босая.

Однако родители совсем не выглядели несчастными. Они улыбались и что-то напевали вместе с детьми. Мать и девочки ладонями отбивали ритм. Чарльз смотрел на них, когда они проходили мимо. Негры, увидев его, лежавшего в траве, заметно напряглись. Пение затихло, Чарльз успел услышать только слово «праздник».

Он скривил губы в подобии улыбки. Отец семейства заметил это, как и серую форменную рубашку Чарльза, крепче вцепился в ручки тележки и как можно быстрее потащил ее через перекресток и дальше по дороге на север. Дети оглянулись на Чарльза, но взрослые – нет.

Слишком усталый и подавленный, чтобы сдвинуться с места, Чарльз привязал мула к ветке дерева, а сам прислонился к стволу, собираясь вздремнуть несколько минут. Спешить ему было некуда и незачем. Августа исчезла навсегда.