Цепной пес самодержавия - Виктор Тюрин

– Издалека разговор заводить не буду, да и незачем. Просто расскажите нам все.

Слова Пашутина не давали выбора, но и умирать он не хотел. Подсознательное желание жить заставляло лихорадочно кружить его мысли, ища выход из тупика, в который он себя загнал.

«Рассказать? Тем самым подписать себе смертный приговор? Нет. Нет! Надо было сразу уезжать! Сразу! Плюнуть на все! Дурак! Денег захотелось! Вот тебе! Получил. Все сполна получил! Как быть?! Жить… А если рассказать?! Вдруг помилуют?!»

Неожиданно хаос в его голове был оборван словами Богуславского:

– Поздно призадумались о своей судьбе, Мерзлякин. Говорите. Мы слушаем.

– Сейчас. Одну минуту. Соберусь с мыслями.

Неожиданно он снова почувствовал себя плохо. Заломило нещадно затылок. Боль накладывалась на боль, в глазах замельтешило, в висках застучали молоточки.

– Мне дурно. Стакан воды, господа. Пожалуйста.

Выпитый жадными глотками стакан воды, словно какое-то чудодейственное лекарство, как-то странно обновил его сознание. Мысли сразу перестали метаться в голове, будто стая вспугнутых ворон, а потекли вяло и равнодушно. Он словно разом осознал бесполезность своего сопротивления, отдав себя на милость врагу. Жизнь в одно мгновение поменяла свои яркие краски на скучный и серый цвет, но при этом пришло какое-то удовлетворенное спокойствие. Словно он достиг какого-то конца и больше ему не надо ни суетиться, ни нервничать, ни испытывать мучительные приступы страха. Даже появилось желание выговориться, рассказать о том, что терзало его душу все последние недели.

– Ну, вы и выдумщики! – этим восклицанием подполковник Пашутин подвел итог исповеди бывшего подполковника особого корпуса жандармов. Вызванная охрана обыскала уже бывшего подполковника, после чего увела к следователю на допрос. Стоило за ними закрыться двери, как на лице Пашутина расцвела довольная улыбка.

– Ну, ты, Сергей… Знаешь, слов не нахожу! Мне бы и в голову не пришло такое придумать! А как сцену разыграли, мерзавцы! Подлый злодей с пистолетом, умирающий городовой! И ведь без единой репетиции!

– Мне особенно понравилась смерть городового! Как актера звать? Данила…

– Данила Шумский. Хороший актер, вот только пьет много, собака! Его поэтому на вторых ролях и держат. Гришка Саватеев тоже хорош! Убийца в черном пальто! Кстати, помимо гонорара мы им обещали ресторан и непременно с водочкой. Помнишь?

– Да помню я, помню, а теперь идем к Мартынову, он нас там уже заждался.

Еще спустя полчаса генералу принесли подписанные Мерзлякиным показания. После короткого совещания сразу были отправлены две группы жандармов с жесточайшим приказом взять тихо и без шума генерал-майора Обнина и заместителя начальника управления тылового снабжения, генерал-майора Старицкого. Стоило командирам групп узнать, кого им придется задержать, на их лицах появилось выражение крайнего удивления, правда, при этом все свои мысли они оставили при себе. Спустя полтора часа оба заговорщика были доставлены в главное управление жандармерии, а на их квартирах были оставлены люди, чтобы исключить любую утечку информации. С задержанными сразу принялись работать самые опытные следователи управления.

В кабинете Мартынова царило тревожное ожидание. Говорить не хотелось, только перебрасывались отдельными ничего незначащими словами и пили крепкий чай с лимоном. Так продолжалось до того момента, как открылась дверь и на пороге показался растерянный адъютант:

– Господин генерал, там к вам… гм… рвется следователь, поручик Валерьянов. Причем ничего не хочет объяснить.

– Рвется?! Пусти его!

В кабинет торопливо вошел следователь. Он был бледен и до предела напряжен.

– Господин генерал-майор! В ходе допроса были получены мною от генерал-адъютанта Обнина Ильи Давыдовича… вот эти показания, – тут его голос дрогнул. – Прошу прочесть их.

Мартынов взял листы, пробежал их глазами, потом негромко сказал:

– Об этом никому ни слова, поручик, иначе горько пожалеете. Из управления не уезжать. Вы меня поняли?!

– Так точно, господин генерал-майор!

– Можете идти.

Когда за офицером закрылась дверь, Мартынов, ничего не говоря, протянул мне листы допроса. Прочитав, в свою очередь, я отдал их Пашутину.

– Не ожидал, честно говоря, господа, такого богатого улова. Думал, рыбка будет куда… мельче. Тут только одних генералов одиннадцать человек, – и подполковник постучал согнутыми пальцами по лежащим на столе листам допроса. – Военное министерство, Генштаб, Ставка.

– Сергей Александрович, теперь дело за вами, – обратился ко мне Мартынов.

– Езжай, Сережа, – поддержал его Пашутин. – Время не ждет.

Время приближалось к полуночи, но, несмотря на поздний час, я настоял на том, чтобы обо мне прямо сейчас сообщили государю. Тот, похоже, еще не ложился, потому что уже через двадцать минут принял меня.

– Что случилось? – спросил меня встревоженно царь.

Вместо ответа я, молча, протянул ему показания Обнина и Мерзлякина. Пробежав мельком первую страницу, он поднял голову, и я увидел его ошеломленное лицо:

– Что это?!

– Письменные показания вашего, наверно, уже бывшего, генерал-адъютанта, ваше императорское величество.

Какое-то время император смотрел на меня растерянным взглядом, потом снова принялся читать, с первой строчки. Закончив чтение, он выкурил подряд две папиросы и снова пробежался глазами по записям. Было видно, что он все еще не мог поверить. Не глядя на меня, вызвал дежурного офицера и приказал, чтобы к нему из жандармского управления тотчас доставили Обнина.

С ним он разговаривал наедине, и только после того, когда бывшего генерал-адъютанта увели, меня снова пригласили в кабинет. Государь, до крайности взволнованный, не мог усидеть на месте и сейчас непрерывно ходил по кабинету взад-вперед, пока наконец вдруг не остановился передо мной и не спросил растерянно:

– Что делать?

– Арестовывать, допрашивать и вешать…

Императора прямо передернуло от моей прямоты.

– Другого пути у вас нет, ваше императорское величество. Помилуете их – им на смену придут другие, которые примут ваше великодушие за слабость.

– Сергей Александрович, мне известно, насколько вы жесткий и сильный человек, что вы не боитесь крови, но жизнь человека священна. Так завещал нам Господь, поэтому я хочу, чтобы следствие велось беспристрастно, а к людям, чьи фамилии находятся в этом списке, необходимо с должным уважением отнестись. И еще. Вы с подполковником Пашутиным проведете только предварительное следствие, после чего это дело перейдет в руки прокуроров и судей. Соответствующие распоряжения о ваших полномочиях вы получите в канцелярии. Теперь я хочу остаться один. Ступайте, Сергей Александрович.

Ночь и все утро шли аресты, правда, не обошлось и без промахов. В Петербурге и в Ставке двое заговорщиков сумели застрелиться из-за элементарного почтения офицеров к их высоким чинам и должностям, четверо, как оказалось, еще ранее отъехали за границу. Одновременно с арестами начали проходить тщательные обыски рабочих кабинетов, квартир, домов и дач заговорщиков в поисках бумаг, доказательств и свидетельств их причастности к заговору. Были допрошены близкие, прислуга, коллеги по работе. Внезапность и одновременный арест изменников скоро дали свои плоды. Были выданы арестные листы еще на трех заговорщиков, ранее нам неизвестных. Все это время мы с Пашутиным спали и ели урывками, но именно благодаря нашей оперативности уже через трое суток я смог привезти императору не только часть уличающих заговорщиков показаний, но даже некоторые из документов тайного общества, именуемого ими «Защитник отечества». Самой главной уликой среди них стали бумаги, изобличающие связи посольств Франции и Англии с тайным обществом. Император, осунувшийся за эти дни, просмотрел все это, затем брезгливо отодвинул папку с бумагами от себя. Закурил и, не глядя на меня, спросил: