Стрекоза летит на север - Юлия Климова

– И давно?

Смешной вопрос вообще-то.

– С рождения. Так не бывает, да?

– Не бывает. – Павел опять улыбнулся и окатил меня горячим взглядом. Он хотел схватить меня и прижать к себе (я это поняла!), но сдержался. А я хотела повиснуть на его шее и услышать, как ухает его сердце. Бубух-бубух-бубух! Я бы солгала, если бы сказала, что в моей душе перестал полыхать тот огонь… О, какая бы это была бессовестная ложь! Мои руки тянулись к Павлу, мои колени подгибались, в голове гудело, и спасение было лишь в одном – дотронуться, хотя бы один разочек…

– Пойдем пить чай, – сказала я.

Мы развернулись и направились к двери, на миг наши пальцы нечаянно соприкоснулись… И этого оказалось так много и так мало! Представив, о чем в этот момент думает Мария Александровна, я задержала дыхание – случившегося не исправить. Наша встреча, решенная наверху, там, где сияет солнце и несутся по своим важным делам облака, столкнула дом Ланье и дом Акимовых, сотрясла стены, наполнила воздух электричеством, повернула ключи во всех замках. Обратной дороги нет…

За столом, помимо моей бабушки и Марии Александровны, сидел отец Павла – полноватый мужчина с ухоженными усами, который сразу произвел приятное впечатление. Он поднялся, представился («Виталий Петрович, рад вас видеть…»), мы обменялись незначительными приветствиями, и… И я уловила в его взгляде горечь и неловкость, мне вдруг показалось, будто он сейчас скажет то, что я уже много раз слышала: «Анастасия, ты очень похожа на свою мать», но Виталий Петрович произнес другие слова:

– Настя, ты какие пирожные любишь?

– Она любит эклеры, – вместо меня ответил Павел. И мы оба (конечно, оба!) вспомнили день знакомства, ворота, к которым я припечаталась губой, «мам, я пригласил девочек», теплый серый шарф… – Я и сам их люблю.

Мария Александровна звякнула ложкой о блюдце, а Эдита Павловна торжествующе кивнула, принимая фразу Павла за попытку начать ухаживать.

Виталий Петрович положил на мою тарелку кусок шоколадного торта, четыре мини-эклера, ореховое пирожное и тонкую вафельную трубочку, обсыпанную сахаром. Наверное, моя худоба вызвала приступ жалости и естественное желание откормить несчастную, чтобы ее однажды не переломил порыв ветра. Эта подчеркнутая забота поселила в душе некоторое беспокойство. «Анастасия, ты очень похожа на свою мать», – продолжала я слышать несказанные слова.

– …мы заезжали в магазин тканей… но все не то… я ничего не купила… – долетело до меня раздражение Эдиты Павловны.

– …я уже давно ничего не шила, предпочитаю покупать готовое за границей… – Мария Александровна старательно поддерживала разговор.

«Анастасия, ты очень похожа на свою мать», – стучало в висках, и я медленно перевела взгляд с тарелки (в которую спасительно уткнулась носом минуту назад) сначала на Павла, а затем на Виталия Петровича.

Ожерелье. Кто подарил мне на день рождения ожерелье? Моя прежняя версия давным-давно разлетелась вдребезги! Не мог обладать такой дорогущей вещью ни один человек, живущий поблизости, – ни в нашей деревне, ни в соседней. Ни один человек?.. За исключением того, кто сам богат, кто знаком с семьей Ланье, кто в тот день волею судьбы находился рядом…

«Дом Акимовых стоит у озера. Рукой подать. И я сейчас пью чай с Павлом и его родителями… Ожерелье положил под подушку Виталий Петрович. Это точно. – Я опустила глаза, взяла ложку и ковырнула торт. – Мария Александровна ни за что не стала бы дарить мне украшение… вообще ничего не стала бы делать для меня хорошего… Значит, Виталий Петрович… Да, Виталий Петрович. Объяснение есть, просто мне оно пока неизвестно…»

– Ты учишься? – спросил Павел.

– Сейчас отдыхаю… Буду учиться с сентября.

Торт был мгновенно забыт, и мы, не шевелясь, смотрели друг на друга. Сколько лишних людей вокруг, почему мы не вдвоем, нам так много нужно сказать друг другу! Или, наоборот, не сказать, а просто пойти дальше… Прижаться, посмеяться, забыть плохое, схватиться за хорошее и наконец узнать, что такое безграничное счастье!

Мобильник, лежащий на краю стола, сначала загудел, а потом издал приглушенное пиликанье. Виталий Петрович взял телефон, сказал нам «извините», торопливо поднялся, принял вызов и, не желая мешать чаепитию, направился к окну.

– Да, Клим, здравствуй. Спасибо… огромное тебе спасибо. Все устраивает, абсолютно все… Ты уже вернулся? Хорошо. Завтра утром я буду у тебя…

Клим Шелаев. Конечно, звонил он.

Мое тело напряглось – волнение, любопытство, предчувствие вспыхнули в груди и заметались туда-сюда, требуя выхода. Почему же я раньше не подумала об этом! Кто еще, как не враг семьи Ланье, может подробно и охотно ответить на мои вопросы? Да я почти мгновенно узнаю абсолютно все тайны Мадридского двора, включая историю с побегом прежней кухарки, прихватившей половину столового серебра (мой дядя временами негодует по данному поводу и заставляет Нину Филипповну пересчитывать вилки). Три года назад я была пятнадцатилетней нескладушкой, и Шелаев не воспринимал меня всерьез, но теперь-то я выросла и вполне могу встретиться с ним и поговорить!

Меня уже нельзя было остановить, я лихорадочно соображала, где раздобыть номер телефона врага Эдиты Павловны. Причем раздобыть срочно, чтобы раз и навсегда покончить с мучившей меня темой. «Бабушка должна вести телефонную книгу… и, скорее всего, она находится в ее комнате… М-м-м, мне необходимо найти книгу… это не так уж и страшно… М-м-м, и вероятность, что меня поймают и прибьют, небольшая… пятьдесят на пятьдесят…»

– Анастасия, ты почему ничего не ешь? – поинтересовалась Эдита Павловна, видимо, желая и в отсутствии аппетита увидеть переживания по поводу знакомства с Павлом. «Бабушка, поверь, я переживаю… Я просто гибну! Тону! Сто раз подряд умираю! И если хочешь знать правду, то я бы сейчас с ним… поцеловалась. Прямо на ваших глазах! Пятьдесят раз».

– Я ем, – коротко ответила я и, нарушая все мыслимые и немыслимые правила этикета, запихнула в рот целый эклер. Спасибо тому, кто выпек его маленьким…

Провожали нас дружно всей семьей. Мария Александровна и Виталий Петрович стояли рядом, но на их лицах отражались разные чувства. Я не знала, какие именно, возможно, противоположные… Бабушка поблагодарила за гостеприимство, улыбнулась и посетовала на то, что время летит быстро, люди погружаются в дела и совершенно забывают о близких, нужно чаще встречаться, и, конечно, в самое ближайшее время мы должны увидеться вновь… Фразы летели мимо нас с Павлом. Мы нуждались в гораздо большем, чем свидание в присутствии родственников…

* * *

Вернувшись домой, немного успокоившись в стенах своей комнаты, я достала серый шарф и принялась ходить с ним, как ненормальная, от кровати к шкафу. Обнимала его, изредка поглаживала… Наверное, многие психиатрические клиники страны не отказались бы в этот день принять меня к себе. Я хорошо бы вписалась в белую палату с прикрученной к полу мебелью. Остановившись около зеркала, я лишь убедилась в этом окончательно… Стресс накрыл меня с опозданием, что было даже хорошо – никто не видел побледневшей кожи, вытянутых в тонкую жалкую линию губ, округленных пронзительных глаз, заострившихся локтей и коленок.