В двух шагах от рая - Наталья Рощина

— Интересно, что же я отвечу, когда вернусь? — глядя на свое отражение в зеркале, произнесла Юлия.

Свой сорок третий день рождения Щеголев отмечал в ресторане, куда пригласил близких друзей и несколько коллег из института. После того как его жизнь сделала крутой вираж, определиться с тем, кто остался рядом, стало нелегкой задачей. Приглашенных оказалось немного, но не это огорчало Щеголева. Его настроение никак не было похоже на приподнятое, легкое, радостное состояние именинника. Он всячески старался делать вид, что все в порядке, но первым, кто красноречиво остановил на нем вопросительный взгляд, был Андреев. Сашка пришел без Надежды. Лев и не ожидал увидеть ее среди гостей, но мужскую дружбу еще никто не отменял. Поэтому Саша заслуженно занимал место по левую руку от виновника торжества. Так было всегда. Их дружба выдерживала и не такие испытания.

— Ну, дружище, что-то не могу разобраться в мимике твоего лица, — доверительно произнес Андреев в один из перекуров. Рядом не оказалось никого, чьи уши могли бы помешать откровенному разговору. Маша развлекала женскую половину приглашенных чуть поодаль. Они хихикали, как заговорщицы, время от времени поглядывая в их сторону.

— Не знаю, Саня. Все нормально, наверное. Нам, мужикам, никогда не угодишь, — попытался отшутиться Щеголев.

— Даже так? Не рановато?

— Не спрашивай, прошу тебя. Я и сам себя отказываюсь понимать, — устало отмахнулся Лев, оборачиваясь на громкий смех Маши. — Она другая, совсем другая, а я все тот же, понимаешь? Дело только во мне.

— Тебя никто не заставлял так категорически менять декорации, — многозначительно глядя на друга, произнес Андреев. — Ты ведь у нас максималист, по-другому не умеешь. А нужно уметь. Жениться в нашем возрасте — это…

— Молчи, Саня, я думаю, что до свадьбы дело не дойдет. Она держит меня за красивую игрушку, которая должна попадаться ей в руки под настроение.

— А в остальное время?

— Не мешать плавному течению жизни.

— Это для тебя приемлемо? — Андреев пристально посмотрел Щеголеву в глаза.

— Я сам это выбрал. Теперь главное, сделать так, чтобы все не закончилось слишком быстро. В противном случае я буду выглядеть посмешищем.

— Странно, что тебя волнует именно это, — заметил Андреев, выпуская струю серого дыма.

— На самом деле меня уже ничего не волнует.

— Ты хоть любишь ее?

— Кого?

— Машу.

— Не знаю.

— Щеголев, я отказываюсь понимать тебя. Юля такая замечательная женщина, которая…

— Стоп! — Щеголев щелчком послал окурок в стоящую неподалеку урну. — Ни слова о ней.

— Почему? Может быть, еще не поздно все вернуть.

— Наивный ты, Саня. Она заранее все знала и предупреждала, что я захочу вернуться.

— Вот видишь! — обрадовался Андреев. — Есть повод полить бальзам на рану. Скажи, что она оказалась гораздо умнее, прозорливее. Наговори кучу приятных женским ушам вещей и возвращайся домой.

— Нет у меня там больше дома. И возвращаться мне некуда. Юлия забыла о моем существовании гораздо быстрее, чем я предполагал. Она всегда была цельной натурой, ее равновесие практически нельзя нарушить. Ты давно ее видел?

— Недавно. Надя была у нее в гостях, и мне пришлось вечером заехать за ней.

— И как она выглядела, только честно? — Щеголев достал очередную сигарету, нервно закурил.

— Прекрасно. У нее прическа другая, словно и она сама тоже изменилась.

— Вот видишь, — Щеголев поджал губы. — Прошло полгода, и она смогла приспособиться. У нее полный порядок. Знаешь, я не удивлюсь, если она скоро выскочит замуж.

— Эка ты хватил, — отмахнулся Андреев.

— Я знаю, что говорю.

Андреев не стал спорить со Львом, тем более что к ним подошла Маша. Она обняла Щеголева, заглядывая ему в глаза.

— Как себя чувствует именинник? — целуя его в щеку, спросила она.

— Он в порядке, — в тон ей ответил Щеголев.

— Я рада за него, — улыбнулась Маша и снова обратилась к Льву. — Твой друг умеет читать твои мысли. Как это должно быть приятно. Поделитесь опытом, Александр?

— Это приходит с годами.

— Тогда у меня нет шансов, — произнеся это, Пожарская упорхнула в банкетный зал, оставив двух мужчин недоуменно переглядываться.

— Да, Лева, как говорится, без комментариев, — через какое-то время произнес Андреев. — Пойдем выпьем за твое здоровье. Кажется, в создавшейся ситуации главное, чтобы хоть оно тебя не подвело.

Они вернулись за стол, где гостей развлекала Маша. Она явно была в центре внимания, и это ее устраивало. Это была ее стихия. Она очаровывала всех и вся, бросая на Щеголева многозначительные взгляды. Она вкладывала в них особый смысл, который был ему понятен: «Смотри, как все восхищаются мной! Ты должен быть горд!» И он старался влиться в веселье, которое словно проходило мимо. Никогда он еще не чувствовал себя так паршиво на собственном дне рождения.

Он планировал провести этот день по-другому, но Маша категорически отказалась принимать гостей дома. За несколько. дней до торжества она поставила все точки над «i»:

— Я не буду ничего устраивать дома. Не хочу к вечеру устать до такой степени, чтобы потом мечтать только об одном — поскорее бы все разошлись. Это бывает раз в год, неужели нельзя сделать настоящий праздник?

— Наверное, можно, — Щеголев смотрел, как Маша основательно мажет лицо недавно приобретенным кремом, и главное для нее сейчас — ощущения, связанные с этим. А его, Щеголева, день рождения стоит минимум на втором плане.

— Хочешь, подскажу тебе один ресторан — хорошая кухня и цены умеренные, — Маша удовлетворенно похлопала себя кончиками пальцев по щекам, под глазами, совершая какие-то ритуальные движения. — Мы там в прошлом году отмечали что-то всей съемочной группой.

— Какой группой? — задумавшись, переспросил Лев.

— Съемочной.

— Ах, да, конечно.

Так они оказались шестого марта в «Подворье» — небольшом уютном ресторане, который пару лет назад появился в тихом центре города и имел репутацию приличного заведения. И все-таки Щеголеву было не по себе. Он привык к домашней кухне, к неповторимой атмосфере, которую создавала вокруг него и гостей Юлия. Она умела быть незаметной, и в то же время все держалось на ней. Но подчеркивать это она никогда не позволяла себе. Ей нравился второй план, который по сути и был основным, определяющим.

Щеголев налил себе в рюмку коньяка и задумчиво обвел взглядом гостей. Они, казалось, уже забыли о поводе, собравшем их вместе. Так всегда бывает. Вначале некоторая скованность, потом шумное веселье, пошловатые шутки, что должно говорить о том, что компания расслабилась. Все перезнакомились и вели непринужденные разговоры ни о чем. Глядя на гостей, Щеголев ощутил тоску. Он любил встречаться с друзьями, хотя с каждым годом на это общение оставалось все меньше времени. Работа отнимала его и у семьи, и у друзей.