Цветы для Элджернона - Дэниел Киз

- До следующей недели, когда получу чек. Тысяча благодарностей!

Фэй скомкала бумажку, послала Элджернону воздушный поцелуй и, прежде чем я успел что-либо сказать, выскочила в окно и скрылась из виду.

Она ужасно привлекательна. Полна жизни и воображения. Голос, глаза - все располагает к себе. И живет от меня-то всего через окно.

20 июня.

Наверно, не стоило торопить встречу с Маттом. А может, и вовсе не стоило ходить к нему. Не знаю… Все получается не так, как хотелось бы. Я знал, что Матт открыл парикмахерскую где-то в Бронксе, и найти его не составило труда. Я помнил, что он работал продавцом в нью-йоркской кампании по торговле парикмахерскими принадлежностями. Это вывело меня на метро «Барбер Шоп», в чьих книгах значилось заведение на Уэнтворт-стрит, именуемое «Салон Гордона». Матт часто говорил о собственном деле. Как он ненавидел работу продавца! Какие битвы разгорались вокруг этого! Роза кричала, что продавец - все же уважаемая профессия и она не потерпит мужа-парикмахера. А Маргарет Финней, как будет она фыркать, выговаривая «жена парикмахера»! А Лу Мейнер, как она задерет нос!

Все эти годы, с ненавистью встречая каждый новый день, Матт мечтал о том времени, когда будет сам себе хозяином. Экономя деньги, он стриг меня сам. Уйдя от Розы, он бросил прежнюю работу, и я восхищаюсь им за это.

Мысль о предстоящей встрече с отцом взволновала меня. Воспоминания о нем согревали. Матт принимал меня таким, каким я был.

Споры… До Нормы: оставь его в покое и не заставляй равняться с другими ребятами! После Нормы: он имеет право на собственную жизнь, даже если не похож на остальных!

Он всегда защищал меня. Интересно, какое у него будет лицо, когда… С ним, с ним я смогу поделиться всем!

Уэнтворт-стрит в Бронксе явно переживала не лучшие времена. На большинстве контор и магазинов висела табличка «Сдается», остальные были просто закрыты. Но почти в самой середине улицы светилась вывеска парикмахерской.

Внутри было пусто, если не считать самого мастера, расположившегося с кучей журналов в ближайшем к окну кресле. Он посмотрел на меня, и я узнал Матта - крепкого и краснощекого, сильно постаревшего, с лысиной, обрамленной венчиком седых волос… Но все равно, это был Матт и никто иной. Заметно, что я не ухожу, он отбросил в сторону журнал.

- Ваша очередь, мистер!

Я помедлил, и он не понял меня.

- В этот час заведение обычно закрыто, мистер, вы правы. Просто не явился один постоянный клиент. Я было уже хотел совсем закрываться, вам повезло, что я на минутку присел отдохнуть. Лучшие прически в Бронксе!

Я позволил втащить себя внутрь, и он заметался, вытаскивая из ящиков ножницы, расчески, свежую простыню.

- Вы заметили, что все стерилизовано? Этого нельзя сказать об остальных парикмахерских по соседству… Постричь и побрить?

Я поудобнее устроился в кресле. Удивительно, я сразу узнал его, а он меня - нет. Пришлось напомнить себе, что мы не виделись почти пятнадцать лет, а в последние месяцы я изменился еще больше. Он накрыл меня полосатой простыней, внимательно посмотрел на меня в зеркало и нахмурился, как будто что-то вспоминая.

- Полная обработка, - сказал я, кивая на одобренный профсоюзом прейскурант, - шампунь, стрижка, бритье, загар…

Он поднял брови.

- Сегодня у меня встреча с человеком, которого я давно не видел, - заверил я его, - и мне хочется быть в лучшем виде.

…Он снова стриг меня - пугающее ощущение. Потом он начал править бритву на ремне, и глухой свист стали по коже заставил меня вжаться в кресло. Под мягким нажимом его руки я откинул голову и почувствовал как лезвие скребет горло. Я закрыл глаза в ожидании… как будто снова очутился на операционном столе.

Мышцы на шее напряглись, безо всякого предупреждения дернулись, и лезвие порезало меня как раз над адамовым яблоком.

- Ой! - воскликнул он. - Боже мой! Успокойтесь, прошу вас, мне так жаль, но вы не предупредили…

Он быстро смочил полотенце в раковине. Я увидел в зеркале ярко-красный пузырь и тонкую струйку крови, ползущую от него вниз. Рассыпаясь в извинениях, Матт занялся раной, торопясь перехватить струйку, пока она не добралась до простыни.

Наблюдая за его ловкими и быстрыми движениями, я почувствовал себя виноватым. Мне захотелось сказать ему, кто я, и чтобы он положил мне руку на плечо и мы поговорили о добрых старых временах. Но я ничего не сказал, а он промокнул кровь и присыпал порез квасцами… Потом он молча добрил меня, включил кварцевую лампу и положил мне на глаза смоченные лосьоном кусочки ваты. И в ярко-красной тьме я увидел, что случилось в тот вечер, когда он увел меня из дома в последний раз…

Чарли спит, но просыпается от воплей матери. Обычно ссоры не мешают ему спать - они стали частью повседневной жизни. Но сегодня в этой истерике что-то особенно страшит. Он прислушивается…

- Я больше не могу! Он должен уйти! Подумай о дочери! Она каждый день приходит из школы в слезах, потому что ее дразнят! Мы не вправе лишать ее нормальной жизни!

- Чего ты хочешь? Выгнать Чарли на улицу?

- Убрать его отсюда. Отослать в Уоррен.

- Давай поговорим об этом утром.

- Нет! Ты ничего не делаешь, только говоришь, говоришь… Сегодня! Сейчас!

- Не глупи, Роза. Уже поздно… Твои вопли слышит вся улица!

- Плевать! Чтоб сегодня же его тут не было! Я больше не могу смотреть на него!

- Опомнись, Роза! Что ты говоришь!

- Слушай меня последний раз, убери его отсюда!

- Положи нож!!!

- Я не хочу портить Норме жизнь!

- Ты сошла с ума! Положи нож!

- Ему лучше умереть… Он никогда не станет человеком… Ему лучше…

- Ради бога, возьми себя в руки!!!

- Уведи его. Сейчас.

- Черт с тобой. Я отведу его к Герману, а завтра узнаю, как определить его в Уоррен.

Тишина. Потом голос Матта:

- Я знаю, чего тебе все это стоит, Роза, и не виню тебя. Но держи себя в руках. Я уведу его к Герману. Ты довольна?

- Именно об этом я и прошу. Твоя дочь имеет право на жизнь.

Матт заходит в комнату Чарли и одевает сына. Мальчик не понимает, что происходит, но ему страшно. Когда они проходят мимо Розы, та отворачивается. Она хочет убедить себя в том, что он уже ушел из ее жизни, перестал существовать. Чарли видит на столе длинный нож, которым она режет мясо, и смутно чувствует, что мама хотела сделать с ним что-то плохое. Она хотела что-то забрать от него и отдать Норме. Когда он оглядывается, Роза берет тряпку и начинает мыть раковину…

В конце концов со стрижкой, бритьем, кварцевой лампой и прочим было покончено, и я вяло сидел в кресле, чувствуя себя легким, скользким и чистым. Матт ловко сдернул с меня простыню и поднял второе зеркало, чтобы я смог рассмотреть свой затылок. Я увидел себя в заднем зеркале, глядящим в переднее, и на какое-то время оно оказалось под таким углом, что создало иллюзию глубины - бесконечного коридора меня самого, смотрящего на самого себя… на себя… на себя…