Похищенное сердце - Рексанна Бекнел

Изольда была готова расцеловать и его, и Гэнди — они оба отвлекали внимание Риса.

— Хватит! У меня есть Тилло, это его право — будить во мне совесть, — предупредил Рис. — Для такой роли ни один из вас не подходит.

Лайнус и Гэнди благоразумно помалкивали, но не уходили. Благодаря их молчаливой поддержке Изольде стало легче. Остаться наедине с Рисом — об этом ей было даже страшно подумать. Но еще неприятнее была мысль о грозящем ей одиночестве после того, как Рис вышлет всех слуг-англичан из замка.

Собравшись с духом, Изольда опять напала на Риса:

— О, какое радостное известие: оказывается, кое у кого отыскалась совесть! В таком случае; если ты хочешь избавиться от всех недовольных, ты должен прежде всего выслать меня.

— Сегодня утром я предоставил тебе возможность уйти из замка. Но ты не захотела, не так ли?

— Я осталась для того, чтобы спасти Осборна и других пленных. Если бы я знала, что ты намерен всех их отправить…

— Ты остаешься. Это решено.

— Но с какой стати? — закричала Изольда.

Рис схватил ее за плечи, слегка нагнулся и взглянул ей прямо в лицо:

— Потому что я так хочу.

Он выпрямился, но не выпустил ее из объятий, а, напротив, привлек ее к себе, словно желая защитить. Но для Изольды находиться в такой близости от него было еще опаснее и страшнее.

— Ты должна нарисовать то, что я велел. Немедленно приступай к делу. Бери кисточки, краски и ступай наверх.

Изольде ничего не оставалось, как послушно выполнить его указание. И зачем только она его слушается? Надо было просто убежать от него. Поднявшись по лестнице, она замерла на площадке и принялась молча ругать себя на чем свет стоит. Все выглядело безнадежно и мрачно. Разве она могла ускользнуть от него? Только не сейчас. Он высылал из замка всех, кто был ей дорог. С одной стороны, Изольда радовалась, что все они окажутся в безопасности. Но с другой — еще сильнее боялась за себя. Ведь он мог сделать с ней все, что угодно.

От одной этой мысли у нее перехватило в горле от слез. Плакать в ее положении было непозволительной роскошью. Надо было держать себя в руках, впрочем, ей больше ничего и не оставалось. Ведь она теперь, в сущности, пленница.

Ах да, было еще его задание — нарисовать картину.

Изольда обхватила голову руками, не зная, как ей быть. Рисовать не хотелось, какое сейчас художество? Больше всего ей нравилось возражать ему, перечить во всем, сопротивляться. Но так вести себя было крайне глупо. Он сам вызывал ее на конфликт. Ему доставляло наслаждение в столкновениях, спорах и ссорах брать верх над ней. Только молчаливым непротивлением она могла лишить его этого удовольствия.

Однако тут еще скрывалось такое, что она никогда не согласилась бы повторить снова. Изольда медленно пошла наверх. В ее спальне она выдвинула ящик с угольными карандашами и поплелась с ним на один этаж выше — в то помещение, где провела ночь с Рисом.

— О Боже! — вздохнула она, когда сладкие эротические видения замелькали перед ее мысленным взором.

Она любила Ривиуса и душой, и телом. Хотя теперь она знала, что он никакой не Ривиус, а Рис, ее тело, по-видимому, отказывалось понимать столь простую вещь, ее растревоженная плоть не давала ей покоя. Вопреки ее воле воспоминания о прошлой ночи вызывали приятную сладкую дрожь.

Окинув спальню безотчетным возбужденным взглядом, она поняла, что не сможет нарисовать то, о чем он просил ее. Поставив ящик с карандашами, она отошла в сторону. Сейчас ей не до рисования, ее угнетала царившая здесь атмосфера похоти и греха. Изольда поняла: чтобы облегчить душу, она должна увидеть отца Клемсона. Но Рис, он вечно вставал у нее на пути, а пересекаться с ним сейчас было выше ее сил.

Не давая себе отчета. Изольда поднялась в комнатку, расположенную в башне, где она с такой любовью все приготовила… свечи… меховое покрывало… подушки…

Какой же глупой, беспечной девчонкой она была! Играла в любовь и так увлеклась, что не заметила, к какой беде привело ее подобное безрассудство. Теперь она стала умнее. То, что она пережила, не прошло для нее бесследно. Ей казалось, что за один день она постарела на несколько лет.

Расстроенная и подавленная; она отворила дверку, которая вела из башенки наружу, и оказалась на самом верху крепостной стены. Прохладный ветер обдул ее разгоряченное лицо. Она вдохнула свежий воздух полной грудью, и сжимавшая сердце тоска отступила на минуту. Ах, если бы она могла вернуться во вчерашний день, чтобы все изменить…

Увы, она мечтала о невозможном. Изольда закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к заунывному крику чаек, парящих в небе. Нет, она ни за что не опустит руки и сделает все от нее зависящее, чтобы хоть как-то исправить положение. Решимость действовать, возникшая сначала в голове, постепенно овладела ее сердцем. Она встала на колени и начала молиться. Ей хотелось быть мужественной и сильной, чтобы в конечном счете одолеть своего противника. Она должна была все выдержать, все перенести, чтобы победить его.

Ее дух и воля укрепились.

Рис с хмурым видом барабанил пальцами по крышке стола. То, что он увидел, не только не понравилось, но и раздосадовало его. Все записи в хозяйских книгах были сделаны четким крупным почерком, все было ясно и понятно. Наемным работникам, будь то англичанин или валлиец, плата выплачивалась каждый четвертый день, причем она равнялась поденной оплате, выплачиваемой в более богатой Англии. Более того, Рису показалось, что Фицхью не заставлял своих вассалов трудиться непосильно, как это делали другие феодалы, многие из которых выжимали все соки из своих подданных.

Обескураженный Рис внимательно просмотрел предыдущие страницы, на которых стояли записи и цифры за прошлый год. Бедняга Одо стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу.

Рис указал пальцем на одну запись:

— А это что за расходы?

— Новые ульи для пчел. Десять штук.

Рис чертыхнулся, и опять его взгляд заскользил по исписанной странице.

— А это что? Тоже цифра десять? Только не говори, что это опять ульи, — уж больно дороговато для пчел.

— Это особые ульи. — Одо немного замялся. — Лорд Рэнд платит некоторым старикам из Каррег-Ду, чтобы им было на что жить.

— Вот как? — удивился Рис.

— Да. — Дворецкий тихо откашлялся. — Им уже много лет, они стали немощны и не в силах ни трудиться в поле, ни выполнять другую тяжелую поденную работу. Они готовят ульи и плетут веревки. Иногда чинят порвавшуюся упряжь. Так старики зарабатывают себе на жизнь.

Рис нахмурился. Он вспомнил странные предостерегающие слова Глина — старые люди в Каррег-Ду не хотят поддерживать восстание. Тогда Рис рассмеялся и списал отказ за счет их трусливой старости. Но теперь он понимал, что те не поддержали его не из-за трусости, а из чувства благодарности к лорду Рэнду. Неужели старики валлийцы считали его, уроженца здешних мест, не способным на такое доброе дело? Неужели чужой англичанин был им ближе и понятнее, чем он, Рис, настоящий валлиец? Но ведь он захватил Роузклифф не только чтобы отомстить за личные обиды, он встал во главе восставших, чтобы жизнь местного населения стала лучше, легче, сытнее.