Любовные игры - Грэм Грин

— Ах ты!.. Ты очень ошибаешься, если рассчитываешь меня запугать! Да если бы я сказала все, что о тебе думаю и почему… Это заняло бы ночь! Я больше не хочу есть — сыта по горло! И вообще я собираюсь уехать отсюда. Завтра утром — и чем раньше, тем лучше.

Стремясь поскорее избавиться от его назойливого присутствия, Сара чуть не опрокинула кресло и не обратила ни малейшего внимания на лакея, тотчас, подскочившего, чтобы удержать роскошное изделие. Нет, он почище дьявольского образа, который рисовала Дилайт! Сестра ускользнула от него — теперь и ей, Саре, предстояло изыскать способ побега.

— Твои манеры приводят меня в ужас. Сядь.

— Убирайся к черту! — бросила Сара через плечо, устремляясь к двери.

Пусть только попробует схватить ее. Если он намерен размозжить ей голову о толстую каменную стену, увешанную кашпо с цветами и виноградными лозами, она что есть силы вцепится в него и увлечет за собой в пучину.

Гнев в считанные секунды перенес девушку к двери.

Марко крикнул что-то на испано-итальянском диалекте, на каком разговаривали слуги, и Сара замерла, недоумевая, почему двое лакеев, привыкших услужливо распахивать перед ней дверь, на этот раз загородили выход. Потом до нее дошло.

Марко снова заговорил:

— Если ты попытаешься бежать, только повредишь себе. Иди сейчас же на место.

Сара тупо уставилась на позолоченные ручки дверей, которых следовало касаться, не снимая перчаток. Вернуться за стол? Снова встретиться взглядом с этим извергом? Ни за что!

— А если я откажусь? Твои крепостные потащат меня силой? Говорю тебе, мне ненавистно твое общество! Как ты смеешь со мной так обращаться — словно я наложница из мавританского гарема, лишенная всяких прав!

— Если бы ты в самом деле была наложницей, моя дорогая Дилайт, ты не только не стремилась бы уйти, но, напротив, изо всех сил старалась бы угодить господину, стать его любимой игрушкой. Но раз уж ты так упряма, тебя следует выпороть или утопить. Благодари Бога, что я не в настроении делать ни то, ни другое — если, конечно, ты не доведешь меня до этого. А теперь возвращайся к столу. Зачем подвергать себя унижениям?

Помощи ждать было неоткуда, равно как сочувствия.

Оба лакея с отсутствующим видом взирали на стену поверх ее головы. Сара взвесила свои шансы и с горечью выбрала меньшее из зол.

— Так и быть. Ты не оставляешь мне выбора.

Расправив плечи, словно солдат на параде, Сара так круто повернулась, что взметнулся короткий подол декольтированного вечернего платья. Слуга ловко подвинул ей кресло. Она кивком поблагодарила его и села — с очень прямой спиной и каменным лицом. Да пошел он к черту! Чего он думает добиться, самодур несчастный? Называется, показал власть! На какие еще уступки ей придется пойти?..

— Ты всегда прибегаешь к силе, чтобы заставить женщину ужинать с тобой?

Или похищаешь ее ради собственного удовольствия? Как я здесь очутилась?

Казалось, угольно-черные глаза без труда проникают сквозь ее жалкую броню.

— Как ты здесь очутилась? — ехидно переспросил Марко, отрезая ломтик сыра и поигрывая им на кончике ножа. А что тут странного, Дилайт? Может, мне не терпелось убедиться, насколько ты соответствуешь своему имени? А может, я решил испытать силу твоей любви к моему брату? Тебя шокируют обе эти версии?

Вон как лихорадочно бьется жилка у твоего горла, — его интонации стали еще острее — как тот нож, с которым он забавлялся. — Да ну же, сапззипа, будем честными друг с другом. В сущности, мне не было нужды похищать тебя. Неужели вылетело из головы, как ты по собственной воле последовала за мной, посчитав, что мое приглашение «звучит довольно заманчиво»? Даже надиктовала на магнитофон послание для дядюшки Тео. Неужели не помнишь? Мне еще пришлось втолковывать тебе, что если ты не прекратишь хихикать, он не разберет ни единого слова. Так почему же теперь ты жаждешь бежать? Или этот приступ дурного настроения призван дать мне понять, чтобы я проводил с тобой больше времени?

Сара набрала в легкие побольше воздуха и вызывающе выпятила подбородок.

Нет, она не позволит этому негодяю играть с ней в кошки-мышки! Она ему покажет! И пусть делает с ней, что хочет!

— Ты постоянно норовишь унизить меня. Хотела бы я знать, почему. Не можешь вынести, что я обыграла тебя в теннис? Злишься оттого, что я предпочла твоего брата?

Сказала — и тотчас испугалась, что зашла слишком далеко. Марко на мгновение задержал выдох: потом воздух с шипением вырвался из его груди.

Вместо того чтобы попытаться загладить нанесенную обиду, Сара подлила масла в огонь:

— Конечно, я всего лишь слабая женщина, где мне тягаться с грубым владыкой с его безропотными вассалами, которые безошибочно читают каждый взгляд своего господина. Теперь, когда я полностью в твоей власти, может, объяснишь, что ты собираешься со мной делать? Стереть с лица земли?

Обесчестить?

— Хватит! — проревел Марко и вонзил в стол лезвие ножа. — Хватит вопросов, обвинений, инсинуаций и демонстрации твоей хваленой сексуальности!

— Он с силой выдернул нож, оторвал ручку и указующим жестом ткнул ею в сторону Сары. — Позволь тебе напомнить, что у меня нет ни малейшего желания насиловать тебя — если только ты не спровоцируешь меня на этот шаг. И позволь выразить уверенность, что в конце концов ты станешь моей — невзирая на моего брата и нашу обоюдную ненависть. А когда это произойдет, то произойдет не только по моей, но и по твоей собственной воле.

Сара густо покраснела. Часто дыша, она сидела перед Марко неподвижно, точно кролик перед удавом. Он издал короткий, неприятный смешок.

— Ты что, проглотила язык? Смотришь так, будто я — тот волк, что висит у меня на шее. Умираешь от страха? Или наоборот, от восторга? Моя своенравная Дилайт…

— Не смей называть меня своей! Я не твоя и не стала бы твоей, даже если бы ты остался единственным мужчиной на земном шаре. Во всяком случае, добровольно.

Это что — вызов или новый приступ лицемерия? Для молодой женщины с твоим прошлым ты чересчур усердно корчишь из себя недотрогу — или это должно произвести на меня особое впечатление?

Нет, он невыносим! Такой самовлюбленности она еще не встречала. И эта манера постоянно передергивать…

— С каким удовольствием я запустила бы в тебя чем-нибудь тяжелым и мокрым!

— Она бросила взгляд на большую серебряную вазу с диковинными орхидеями и плотоядно вздохнула. — Но мой… но меня учили при любых обстоятельствах вести себя как леди, даже находясь в обществе человека, которого и с натяжкой нельзя назвать джентльменом. — Пальцы Сары выбивали нервную дрожь на ручках кресла.

— Красиво говоришь — как и подобает актрисе! — Парко насмешливо поднял бокал. — Ты не ошиблась, Дилайт, я действительно не джентльмен. Эта местность меньше всего располагает к мягкости нрава и не жалует слабых.