Расплавленный рубеж - Михаил Александрович Калашников

окна. Под фундаментом торчало оперение гигантской стрелы – железный стабилизатор бракованной бомбы, которая не взорвалась.

Из лощины и рощицы выскользнули танки. У входной группы лежал бронебойщик, с ним рядом свалился Виталя. Бронебойщик стянул лямки вещевого мешка, рассупонил узел, бросил Витале пустой магазин и сказал:

– У меня второго номера ранило, будешь помогать.

– Танк из такой дудки не проймешь! – махнул рукой Виталя.

– Херня! Ты не знаешь, что это за штука! – не согласился бронебойщик.

– Только если гусенку ему перебить или по щелям…

– Не гуди, парень. С твоим ростом не пристало, – перебил Виталю человек с бронебойным ружьем.

Он некоторое время выжидал, не отрываясь от прицельной рамки, сплюнул на сторону, затем всадил переднему танку в лоб всю обойму. Пять бронебойных патронов вошли кучно в одно место, прожгли броню. Танк задымил.

– Вишь, проняло его! Аж до руды! А ты говоришь…

Виталя радостно сорвал с головы пилотку, впечатал ее в землю. Рядом с первым танком от огня сорокапяток задымил еще один. Потом ответили танки. Выгрызло участок кустарника со стрелковыми ячейками, перевернуло взрывом одну из пушек. Со стадионных окраин врезали из орудийных стволов. Корпус института заволокло дымом.

– Отходим, мужики! В лес… обратно!..

Сложили станины и быстро укатили уцелевшую сорокапятку. Новый напарник Витали взвалил на плечо свою бронебойку. Посыпались с этажей по лестницам пехотинцы и чекисты, полезли через проломы на улицу. Бывшие студенты выбежали из подвала, напоследок крикнули:

– Мы скоро! Мы вас не бросим! Отобьем!

Бабы в подвале заголосили:

– Да когда ж кончится, Господи?! Чья б ни взяла… Лишь бы кончилось…

Вслед за студентами выскочила девушка лет восемнадцати:

– Я с вами!.. Убьют так убьют.

Черный танк опрокинул угловатым корпусом пролет входной группы, гипсовый вазон разлетелся, ударившись об его башню. Меж линиями декоративного кустарника рассыпалась немецкая пехота. Стреляя по стенам и по пустым оконным проемам, немцы подбирались к опустевшим корпусам.

Чекисты с солдатами остановились на исковерканной воронками опушке, залегли; под речной уклон скатываться не спешили. В руках у пожилого ополченца все та же винтовка с грязно-синим платком на штыке. Чистая синь его покрылась копотью.

– Попить бы, – хрипло произнес солдат. – Может, есть у кого?

– Весь резерв наш в углу остался, ведь собрали ж лишку.

– Кончай про воду! Скоро немец в реку спихнет, там и напьетесь.

– Вода – дело поправимое, – сдержанно произнес сержант Ковалев. – Рожок, собери фляжки.

– Только Рожка не посылай, сержант! Мы знаем, какие он подарки в чужие фляжки кидает, – раздались сразу несколько голосов.

Запыхавшийся, осоловелый Виталя значения словам не придал. Сержант обвел глазами подчиненных, задержал на секунду взгляд на Андрее, стал скользить им по лицам дальше, думая, кого бы отправить. Андрей почувствовал на себе этот взгляд и прочитал в нем: ты чекист – элита, тебя посылать не буду, да и прав на то не имею.

– Разрешите мне, товарищ сержант? – поднял руку Андрей.

Ковалев снова взглянул на него, бросил:

– Отдайте ему посуду.

Андрею протянули немецкий ремень с бляхой из белого металла, на нем висели разнокалиберные фляжки: стеклянные, затянутые в брезентовые чехлы, – старого образца, новые алюминиевые, чужие трофейные, была даже одна царская, орленая, с клеймом наружу сквозь продранное зеленое сукно.

День клонился к вечеру, солнце поравнялось с одиноким куполом главного институтского корпуса. Андрей спускался по склону, видел, что, отступая, они ушли от железнодорожного моста. Теперь полуостров и мосты были не напротив них, а значительно выше по течению, севернее. Лес уже поостыл, не дымились воронки. Отчетливо тянуло смрадным запахом: много ль надо трупам на жаре?

Андрей спустился в ложбину, по дну ее бежали железнодорожные пути – от моста к центру Города. Его окликнула постовая из зенитчиц:

– Ну как там, браток?

– Пока держимся.

Андрей перебежал пути, вскарабкался на взгорок, опять пошел под уклон, совсем рядом заблестела река. Солдат обронил по дороге пилотку, сбитую низкой веткой, махнул рукой – потом подберу. Десяти шагов не донес до воды ремень с фляжками, выронил от внезапной слабости и жажды. Упал на живот, опустил лицо в воду, оторвался, фыркнул, снова приник. Пил огромными глотками. Он утер рукавом мокрое лицо, уселся на бережке и только теперь услышал близкие всплески и девичьи голоса.

Над верхушками камышовых зарослей маячили длинноволосые головы и блестевшие от воды плечи. Женщины за неделю боев и неустроенности истосковались по воде, им хлеба не надо – дай постираться и процедуры по женской гигиене исполнить. Плевать, что бой еще не затих, что могут появиться с неба незваные гости. Пока тихо и начальства рядом нет, можно устроить вахтенное купание. Половина расчета у зенитки, половина – в реке.

От их визгливых голосов, брызг и закатных лучей на воде, от утоленной жажды и короткой передышки после боя Андрей преобразился. Подхватив ремень с фляжками, он вышел из-за кустов, буднично заговорил:

– Зря, девоньки, белье по кустам развесили – демаскирует.

Купальщицы зашли по шею в воду, разом загомонили:

– А ну, брысь! Проваливай, сказано ведь. Бесстыжий!

– Да ладно вам, девчат, воды только наберу. Я оттуда, – он кивнул на гору, – из боя.

Девушки стихли, крикнула одна – та, что дежурила у зенитки:

– В другом месте набрать не мог? Сюда тебя вынесло.

– Берег везде в камыше, только тут подход к воде есть, – отшучивался Андрей.

Глаз на торчавшие из воды головы он не поднимал, торопливо раскручивал фляжки и наполнял их, но дело двигалось медленно. К берегу стала выходить одна из зенитчиц, Андрей мельком взглянул на нее. Не успев ничего увидеть, снова уставился на пузырьки воздуха из пары полупустых фляжек. Смелая зенитчица опустилась рядом, сняла с ремня посудину, отвернула крышку, стала помогать.

Теперь Андрей проклинал себя за дерзость, согнул шею, подбородком коснувшись груди. Из воды донесся голос:

– Гляди, гляди, че творит.

– Может, он знакомец ее?

Андрей невольно скосил взгляд: меж увесистых грудей девушки колыхнулись на цепочке крест и железная иконка, они с металлическим звоном поцеловались.

– Опять не узнаешь, тезка? – по буквам произнесла она последнее слово.

Андрей включил все свое самообладание, натянул на лицо беззаботную ухмылку, поднял на девушку взгляд. Она перекинула поток мокрых волос себе за спину, иконка с крестом прилипли к ее левой груди.

– Обещала не отпустить в этот раз, – собрав все свое нахальство, с наигранной веселостью бросил ей Андрей, а у самого сердце опустилось до пяток.

Она молчала, ждала от него слова.

– Вы надолго тут стали? – спросил он.

– Кто ж знает? Пока, сказали, будем мост сторожить.

– Сегодня ночью… как стемнеет… если не убьют меня только… или не перекинут