Если женщина просит - Михаил Серегин

– Роман Эмильевич – владелец московского клуба, в котором я работаю, – сказал Алексей. – Хорошо, что вы здесь, Роман Эмильевич. Мне действительно нужна ваша помощь.

– Что именно? – переходя на деловой тон, спросил Роман Эмильевич.

– Во-первых, могли бы мы сегодня переночевать у вас?

– Об этом уже договорились. Дальше.

Алексей взглянул на настенные часы: было без четверти восемь.

– Мне нужно оружие, – сказал он.

Мягкое доброжелательное лицо Каминского отвердело и стало почти суровым. Он вопросительно поднял одну бровь и постучал полусогнутым пальцем по подлокотнику кресла.

– Я думаю, ты отдаешь себе отчет в том, Алексей, что оружие – это не машина, которую я давал тебе, когда ты расквасил свой «БМВ». Поэтому я спрошу: зачем тебе оружие?

– Для обеспечения своей безопасности, – сказал Каледин. – На сегодня у нас назначена одна встреча, которая вызывает некоторые опасения… за свой исход. За то, чем она окончится.

– Ты мне это брось, – строго сказал Каминский. – Ты у меня не пушечное мясо.

– Ну конечно, мое мясо предназначено для другого! – вспылил Алексей, и, взглянув на него, Аня поняла, что он окончательно и бесповоротно решил для себя что-то серьезное. Определился с чем-то таким, что может перекроить всю его жизнь. Иначе бы не стал повышать голос на начальника в достаточно безобидной ситуации в общем-то.

По всей видимости, Каминский тоже понял это.

– Ну хорошо, – сказал он. – Я дам тебе оружие. Не гранатомет, конечно. Только вот что, не вздумай подставляться. Ты будешь нужен мне в Москве через неделю. Помнишь об этом?

– Помню, – хмуро бросил Алексей. – В случае летального исхода… ну, если залечу куда-нибудь не туда… позвоню с того света.

– Слышите, как шутит современная молодежь? – повернувшись к Ане, произнес Каминский. – Помнится, восемь лет назад, когда я тоже был еще ничего, я таких шуточек себе не позволял.

– Напротив, кредитовали беднейшее крестьянство, – с несколько натянутой улыбкой выговорила Аня. – Финансы… какие уж тут шутки?

Каминский засмеялся.

– Молчу, молчу, – сказал он. – Что еще, Алексей?

– Пока достаточно, – в тон ему ответил Каледин.

– А машину вам не надо?

– Ах да! Как же мы запамятовали! – сказала Аня. – Мне, пожалуйста, белый «Мерседес», который потом, после той встречи на дороге, снился мне еще несколько лет.

– А больше вам ничего не снилось, Аннушка? – вкрадчиво произнес Каминский, и его бархатные глаза мягко, завораживающе блеснули.

– Снилось, – склонив голову к плечу, кокетливо ответила она. – Но вам, Роман Эмильевич, я не скажу.

По смуглому лицу Алексея Каледина пробежала тень, узкие ноздри коротко раздулись, и губы дрогнули, вероятно, выпуская какое-то недоброжелательное высказывание.

В этот момент вошла Настя, неся в руках поднос с кофе. При ее появлении Роман Эмильевич встал и проговорил, обращаяся к Алексею:

– Ну что, Гамильтон, пойдем-ка на второй уровень, получишь, что просил у меня. Пусть дамы поговорят о своем, о женском.

* * *

На втором уровне своей шикарной двухуровневой квартиры Каминский завел Алексея в небольшую комнату с тяжелыми кроваво-красными шторами и подошел к небольшому сейфу. Набрал код и потянул на себя массивную дверцу.

– Это я для экс-супруги оборудовал, – насмешливо пояснил он. – Да ты же был здесь. Помнишь, наверно. Она тут деньги хранит, драгоценности, ну и оружие. Так, есть тут кое-что. Вот, выбирай. Значит, «беретта» есть. Это Настькин. «ТТ» тут в прошлый наезд забыли… мой охранник Круглов. А вот это поинтереснее.

Роман Эмильевич извлек из сейфа пистолет-пулемет, сильно смахивающий на известную израильскую марку «узи», но все-таки не «узи».

– «Каштан», – отрекомендовал он. – Пистолет-автомат. Один мой знакомый, между прочим, офицер спецназа ГРУ в отставке, сказал, что по сравнению с этой штучкой «узи» – это так, пугач для страдающих энурезом и бессонницей детишек, играющих в войнушку. Конечно, краски он несколько сгустил, но в целом что-то в этом суждении есть.

– Ну давайте ваш пугач, – сказал Алексей. – То есть этот ваш «каштан», в сравнении с которым «узи» – пугач. Хотя сдается мне, что этот ваш спецназовец просто шутил. Если он, конечно, в оружии разбирается.

– Может, и шутил. Я сам в «пушках» не силен. «Узи», «каштан»… Умеешь пользоваться-то?

Алексей вместо ответа презрительно выпятил губу и вложил «каштан» в ладонь.

– А, ну да, я же и забыл, что ты «чеченец», – спохватился Каминский. – Ладно, проехали. Так, вот ключи от машины. Как просили. Конечно, не от того белого «мерса», тот «мерс» уже давно сожгли из гранатомета. Там, на стоянке за домом, стоит черный джип «Опель Фронтера». Он там один такой, с тремя двоечками на номере.

– Спасибо, Роман Эмильевич. А какого-нибудь транспортного средства эдак с тремя шестерками на номере там не водится?

– Что, решил бороться с дьяволом? – усмехнулся Каминский.

Алексей сделал какой-то неопределенный жест рукой и уже хотел было выйти из комнаты, как Каминский придержал его рукой за плечо и вполголоса произнес:

– А с этой Аней у тебя что – серьезно?

Каледин задумчиво потер висок и после некоторой паузы выбрал самый уклончивый и неудачный вариант ответа:

– Какое это имеет значение?

– Да так… Просто я краем глаза видел твое лицо, когда она сказала эту фразу. Про то, что ей снится и что она никогда мне не расскажет.

Алексей опустил глаза, а потом медленно, как будто сдерживая себя, с усилием проговорил:

– Роман Эмильевич, я хотел бы вас просить…

– Как – еще о чем-то? – тут же сыграл удивление Каминский.

– …я хотел бы вас просить, – повторил, не обращая никакого внимания на ремарку босса, Каледин, – чтобы вы приравняли Анну, скажем, к фонарному столбу и не обращали на нее никакого внимания.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, – насмешливо отозвался Роман Эмильевич. – Если я приравняю ее к фонарному столбу, то, боюсь, буду уделять ей недопустимо много внимания. Недопустимо – конечно, для тебя. Потому что, если судить по тому, сколько раз я врезался в московские и питерские фонарные столбы, я к ним определенно неравнодушен. Взять хотя бы последний случай, когда я впечатался в столб на своем новом джипе и весь «кенгурятник» в вареную лапшу превратил. Но если серьезно, – поспешил добавить Каминский, видя, как помрачнело лицо Алексея, – то тебя следовало бы уволить за профнепригодность. Это же подумать только – у стриптизера ночного клуба романтический взгляд на жизнь!

– Какой романтический взгляд?

– А такой! Это возмутительно – восемь лет думать об одной и той же девушке. Ты совершенно так же на нее смотришь, как восемь лет назад, когда ты в своей потертой рубашечке вывалился на дорогу, чтобы вступиться за свою любезную! – По лицу Каминского совершенно не представлялось возможным определить, шутит он или же говорит серьезно. Но закончил он все-таки за здравие: