Любовь Бешеного - Виктор Доценко

— За что тебя взяли копы? — спросил Савелий, когда тот, с трудом подняв свою тушу, плюхнулся на самый край скамейки.

— Не знаю… — Томми неожиданно вздохнул и добавил: — Меня часто сюда привозят: два дня подержат, потом отпускают.

— А сколько тебе лет, Томми?

— Девятнадцать… кажется, — не очень уверенно ответил он, потом добавил: — Мама точно знает… — Он снова вздохнул: — Но ее нет… Ее летом полицейские забрали… Я все время их спрашиваю, где моя мама, а они говорят, что я скоро ее снова увижу! А потом так смеются и так плохо говорят, что я обижаюсь…

Слушая этого взрослого несчастного ребенка, Савелий вдруг пожалел, что так грубо с ним обошелся. Интересно, за что его забирают?

— А что ты делаешь, когда обижаешься?

— Делаю так, как всегда делала мама: за ухо таскаю и говорю, что нехорошо так смеяться над горем и так плохо выражаться! — Он говорил таким назидательным тоном, что Савелий едва не рассмеялся, представив на миг, как эта груда сала и мяса хватает за ухо полицейского, треплет его да еще выговаривает, как нашкодившему ребенку.

— Ничего, Томми, мама скоро выйдет, и у тебя снова все будет хорошо, только ты больше не разговаривай так с полицейскими, хорошо?

— Хорошо! — кивнул тот, затем сцепил руки на животе, и его лицо приняло свое излюбленное выражение: бессмысленно-тупо упер в пустоту свои гляделки.

Савелий с улыбкой подмигнул Кэлвину — мол, ну что, говорил я тебе

— все будет в порядке? Тут из коридора донеслись шаги. К их «клетке» водошел дежурный офицер и ткнул пальцем в сторону Савелия:

— Следуй за мной, господин Никто, по имени Кларк! — Видимо, он услышал, как Савелий представлялся Кэлвину.

Савелия ввели в маленькую комнатку со столом и двумя стульями. Едва ли не половину стены напротив стола занимало зеркало. Посадив Говоркова на стул, офицер защелкнул на его правой руке наручник, прикрепленный в крышке стола, и тут же вышел. Савелий спокойно осмотрелся и на мгновение задержал свой взгляд на зеркале: ему вдруг показалось, что за зеркалом кто-то есть, но он сделал вид, что рассматривает свои ногти.

Савелию не показалось: за зеркалом действительно находились люди. Там был Комиссар и те самые полицейские, которые вывели Савелия из бара.

— Что ж, остается только засадить этого мерзавца! — не отрывая ненавидящих глаз от Савелия, процедил Комиссар. «С каким удовольствием, — подумал он, — я сам разорвал бы тебя на кусочки…» — Неужели у него с собой не было никаких документов? — спросил он.

— Ни клочка, Комиссар! — виновато пожал плечами Рауль. — А данные свои называть отказывается!

— Да какая разница, как его зовут? — хмыкнул второй. — Напишем что угодно, судьи разберутся…

— Нет, я хочу, чтобы ни один из щелкоперов-защитников не смог ухватиться за какое-нибудь наше упущение! — возразил Комиссар. — Пускай все идет официально, обычным путем… Кстати, — права ему зачитали?

— А как же! — ухмыльнулся Рауль. — Все честь по чести! Отправьте к нему меня, а?

— Иди! — кивнул Комиссар. — А потом пойдешь ты. Попробуйте метод «кнута и пряника»!

Савелий, развалившись на стуле, мурлыкал себе под нос какую-то популярную мелодию битлов.

— Ты что, у себя дома? — рявкнул подошедший к нему сержант. — Сядь как положено!

— Как скажете! — Савелий выпрямился.

— Сэр! — вновь рявкнул тот.

— Сэр! — повторил Савелий.

— Как скажете, сэр!

— Как скажете, сэр! — снова повторил Савелий.

— Вот и хорошо! — удовлетворенно хмыкнул тот. — Итак, начнем. — Он сел, вытащил из кармана диктофон. — Не возражаешь против записи?

— Не возражаю, — вздохнув, Савелий пожал плечами.

— Сэр! Не возражаю, сэр! — взвизгнул тот, ударив кулаком по столу.

— Не возражаю, сэр! — Послушно и очень спокойно Савелий повторял все, что от него требовал коп.

Тот включил диктофон:

— Допрос начат в восемь часов двадцать девять минут вечера. Допрос ведет сержант Рауль Стрингфельд. Ваша фамилия, задержанный?

— Не помню!

— Хватит дурочку ломать! Как фамилия?

— Не помню?

— Это не ответ! — крикнул тот и, привстав, ударил Савелия по лицу.

Было не так больно, как обидно. Говорков только спросил:

— За что… сэр?

— За ложь!

— Я не лгу, сэр!

— Повторяю вопрос! Как твоя фамилия?

— Правду говорю: не знаю, сэр! — Савелий состроил страдальческую физиономию.

— Я ж могу еще сильнее вмазать! Говори, мать твою! — завопил сержант в ярости.

— Да хоть убейте меня, сэр! — Савелий даже всхлипнул для верности.

— Ладно, даю тебе последний шанс: я выйду на минуту, а ты тут подумай! Когда вернусь, постарайся вспомнить свою фамилию. Или я тебе так вмажу, что три дня откачивать будут! — Сержант действительно встал, выключил диктофон, сунул его к себе в карман и вышел.

Сразу же к Савелию вошел второй сержант — тот, который держал его под прицелом во время задержания.

— Привет, приятель! — радостно приветствовал он.

— Привет, давно не виделись! — с мрачной обидой отозвался Савелий.

— Проблемы? — участливо поинтересовался тот.

— Твой сумасшедший напарник требует от меня то, что я не в силах сделать! — Савелий сразу понял, что эти двое разыгрывают двух разных полицейских: один злой, другой добрый. Ничего не оставалось, как принять игру…

— И что же он от тебя требует? — вытаращив глаза, спросил тот.

— Требует назвать свою фамилию!

— А разве это трудно? Может быть, ты секретный сотрудник? Или твоя фамилия является государственной тайной? — В интонации сержанта сквозила ирония.

— Господи! — воскликнул Савелий. — Да Я просто не помню ее! Как вы не можете меня понять?!

— Как это не помнишь? — удивился тот.

— Если бы я знал… — вздохнул Савелий. — Помню только, что сегодня утром очнулся в каком-то подвале. Кругом кромешная тьма, мне даже показалось, что я проснулся в аду… Часа два ходил по каким-то комнатам, лестницам, пока не наткнулся на выход! Как я там очутился? Кто я? Где живу? Ничего не помню.

— Даже имени не помнишь? А как же Кларк? Ты же так назвался в камере, не правда ли?

— Я и сам не знаю, почему назвал это имя… — Савелий скривился и пожал плечами.

— Видишь, имя вспомнил, теперь вспомни и фамилию, — ласково проговорил сержант. — А то сам же говорил, что мой напарник сумасшедший: придет и станет руки распускать. Он у нас такой, имей в виду. Зачем тебе это все?