Хельви - королева Монсальвата [= Нежная королева ] - Ольга Игоревна Елисеева

Только здесь Деми осознал, что стоящая рядом с ним женщина теперь его жена. Это было странное чувство: он не изменился, она тоже. У них не выросло по шесть пальцев на руках, и все же они были совсем другими. Новизна положения явно не украшала жизни.

Молодых принялись осыпать хмелем и мелкой золотой монетой. Дальше предстояло совершить торжественный проезд по центральным улицам города, вернуться во дворец, где в тронной зале встречать послов соседних стран, приглашенных на праздник, многочисленные процессии собственных подданных из разных провинций государства, отвечать на их речи, отдаривать подношения… Потом снова совершить круг почета по городу, теперь с заездом в Ратушу, где принять поздравления и подарки от городской старшины. И, наконец, возвратиться в замок к праздничному пиру.

Все это заняло еще не менее трех часов, и только в начале восьмого вечера, когда небосвод стал уже синеть сумерками, наступил настоящий праздник. Королева была уже мертва. Деми тоже. Зато гости заметно оживились и повалили в пиршественную залу.

Это была видавшая виды просторная постройка в центральной части дворца, занимавшая в высоту оба этажа. Ее стены украшали охотничьи трофеи старых сальвских королей, их оружие и доспехи. Несколько веков назад здесь проходили пиры и забавы предков Хельви. Здесь Беда Затворник отрекся от престола в пользу своего младшего брата, предпочтя тишину монастырской жизни реву битвы. Говорят, именно здесь ревнивая королева Эйфа убила ножом свою соперницу юную норлунку Сильверлаг — Сребракудрую — из-за которой, не вынеся потери, повесился король Элидор. Впрочем, Сальва от этого не пострадала, Эйфа оказалась прекрасной властительницей и достойно вырастила своего единственного сына, будущего короля Алдерика, который впоследствии женился на дочери другого сальвского монарха, гранарской принцессе Инис, а когда ее отец умер, объединил Северную Сальву и Гранар, создав первое по-настоящему сильное королевство. Так что стены этого зала о многом могли бы порассказать, если б умели разговаривать. И если б у кого-нибудь нашлось желание их слушать.

Гости расселись за столами, и праздничный пир потек своей чередой. Тяжелые дубовые доски, покрытые белыми льняными скатертями с ажурным кружевом, прогибались под литыми позолоченными блюдами с закуской. Румяные свиные окорока, огромные осетровые позвонки в хрустящем тесте, утки, начиненные альгусскими сливами, куропатки в винном соусе, молочные поросята, рулеты с изюмом и орехами, оливки из Южного Гранара и розовый лосось с севера — все сошлось на этих столах и было расставлено слугами в согласии со старым монсальватским этикетом: чередуя мясо с пряными соусами, рыбу с хреном, а пироги с зеленью.

В плане длинная череда столов образовывала руну «Perth», повернутую боком, так чтоб освободить центр зала для выступлений музыкантов и акробатов. Главный стол, за которым восседала королевская чета и наиболее высокопоставленные вельможи, был приподнят над остальными на небольшой помост, покрытый шитыми норлунгскими коврами с изображением охотящегося Одина на восьминогом коне.

Перед самым выходом к пиршеству произошла очередная перемена туалетов, ибо после церковной церемонии, многочасового приема поздравлений и поездки по городу верхом платье королевы выглядело помятым. А она сегодня не имела права на затрапезу. Небесно-голубой парчовый робронт с пышными рукавами, расшитый тонкими золотыми ветками и перетянутый в талии так, что невеста явно не могла проглотить ни куска, произвел фурор. Харвею, чей костюм вовсе не так пострадал, согласно этикету тоже пришлось переодеться. Теперь в ослепительно белом колете сидел он.

— Хотел бы я знать, мадам, сколько перемен туалетов у вас запланировано на все свадебные торжества? — ядовито осведомился он.

— Шестнадцать. — без тени иронии отозвалась Хельви. — Сплошное разорение да и только! Но что самое обидное, ни в одном из этих великолепных платьев я не смогу больше появиться…

— Разве? — Харвею это правило показалось абсурдным. — И что же вы с ними сделаете? Отдадите нищим?

Королева рассмеялась.

— Папаша Ламфа мне шею свернет, если хоть один драгоценный камень с моих нарядов не вернется в казну. И он прав. Отдам моим швеям, надеюсь, они сумеют по-новому преобразить эти тряпки.

— Вы перешиваете платья?

Его удивление, граничившее с непониманием явно задело королеву.

— Гранар — бедная страна. — сухо сказала она. — Вернее богатая, но разоренная. Я люблю наряды, было бы грешно не сознаться, но только сейчас мне выпало немного покрасоваться. А в первые годы царствования я донашивала старые туалеты из замка Грот, где мое содержание, поверьте, было очень скромным. — Хельви вскинула голову. — Ведь в казне после дяди не нашлось ни гроша.

— Я слышал, король Филипп не воевал. — поддразнил ее Харвей. — Откуда же такая нищета?

Королева задохнулась от возмущения, но взяла себя в руки.

— Мой дядя считал, что лучше платить Фарраду за ненападение, чем вступать с ним в схватку. По-своему он был прав, потому что хотел дать стране мирную передышку. Прошли годы, прежде чем я поняла логику этого слабого, всеми презираемого владыки и посмотрела на него иначе. Но, — Хельви вздохнула, — как это часто бывает с мягкими людьми, он оказался заложником своих принципов. В страхе перед войной Филипп выколачивал из людей такие подати, что никакое фаррадские нашествие не смогло бы с ними сравниться. Наконец, население не выдержало и восстало… Дядя был убит своей же фаррадской охраной. Он не хотел положиться на гранарцев, — королева выразительно посмотрела на д’Орсини, — хотя гранарские молодые рыцари защищали его до конца.

Сидевший от нее по правую руку граф чуть не поперхнулся.

— Истинно так, Ваше Величество. — кивнул он. — Но мы просто были связаны присягой. — Сердца же наши…

Хельви остановила его жестом.

— Извини, Симон, но за десять лет ты уже все всем доказал. Мне же это было ясно еще в первый день. Особенно с тобой. — она ласково улыбнулась. — Ну а потом, — королева повернула голову к жениху, — я донашивала свое гротское приданое, которое и так было в дырах. А помнишь, д’Орсини, как Тетсинда сшила себе юбку из трофейных килтов в той деревне…

— Мейне Боне. — давясь от смеха, подсказал рыцарь. — А мы еще не понимали, почему Босуорт гонялся за ней по всему лагерю с такими криками!

— По его понятиям, она оделась в чисто мужское и позорила собой цвета гордых родов. — тоже засмеялась королева. — Только не напоминай ему эту историю. За шесть лет он научился носить штаны.

— Да, с тех пор много воды утекло. — кивнул д’Орсини. — Теперь мы можем позволить себе хорошо пропеченный хлеб без опилок и чистое постельное белье. Но видит Бог, Ваше Величество, мне больше всех платьев на свете нравился тот наряд, который вы приказали сшить себе из вишневой портьеры… В жизни не видел ничего великолепнее!

— Ага, — без энтузиазма согласилась Хельви, — это после того, как вы попытались завернуть в нее тело покойного короля, и так закопать во рву. — она обернулась к Деми, чтоб дать пояснения. — Во время второй беотийской войны, Дагмар захватил на южном побережье город Изор, где был погребен Филипп, и приказал выбросить его труп из могилы. Когда мы отвоевали Изор, Симон попытался спрятать останки, поскольку и наши люди не настроены были щадить покойного государя, так он всем досадил еще при жизни. Папаша Ламфа вытащил портьеру буквально из-под земли, крича, что не позволит гробить хороший кусок бархата. Именно тогда я поняла, что сделаю его казначеем.