Школа гетер - Елена Арсеньева

Гелиодора вдруг тихонько подтолкнула подругу в бок и, когда Лаис взглянула на нее, многозначительно повела глазами. Лаис покосилась в ту сторону — и успела увидеть Мауру, которая таилась за колонной. У фессалийки был хитрый и довольный вид.

Так вот оно что! Это Маура сообщила Херее о том, что девушки разговаривают со стражником! Ну, смотри, доносчица, тебе же хуже будет!

— Откуда мне было знать, что это запрещено? — пожала плечами Лаис. — Не далее как вчера я видела Мауру, которая превесело болтала о чем-то с другим стражником водоносов. Он был такой рыжий, весь поросший шерстью, как сатир, и такой же кривоногий, хоть и не козлоногий! Среди вас есть такой? — повернулась она к Дарею.

— Конечно! — кивнул тот. — Его зовут Гиппий. Вчера именно он водил в храм водоносов.

— Похоже, наша смуглянка ему приглянулась, — продолжала Лаис, понимая, что, если Маура сейчас слышит этот разговор, она, Лаис, наживает в ее лице опасного врага. Впрочем, у них и так были отношения — хуже некуда, так что не все ли равно? Желание освободить Фания было сейчас для нее куда важнее каких-то мелких девчачьих дружб и ссор! — Во всяком случае, я сама видела, как он приподнял спереди свой хитон, показывая, чем может ей угодить… Я, конечно, не разглядела, каков его дружок, однако, кажется, Маура была не прочь познакомиться с ним поближе. Вот я и подумала: если она заговаривает с надсмотрщиками водоносов, значит, и мне можно.

«Что бы такое наврать, — лихорадочно соображала Лаис, — когда Херея спросит, чего ради я заговорила с Дареем? Про Фания нельзя даже упомянуть: как бы мое непомерное любопытство не повредило ему!»

Однако это, похоже, уже не волновало Херею!

— Говоришь, Маура заглядывала ему под хитон?.. — пробормотал он и, вдруг сорвавшись с места, покатился куда-то со свойственным ему проворством. Однако его бритое лицо раскраснелось, а еще Лаис успела заметить, какой злобный взгляд бросил на нее евнух.

Так, кажется, она нажила сегодня не одного, а двух врагов!

— Сдается, этот полумуж приревновал девчонку, о которой вы говорите, к нашему Гиппию! — расхохотался Дарей, счастливый, что угроза миновала.

— Да ведь евнухи не могут любить, — удивилась Гелиодора. — Откуда же взяться ревности?

— Они не могут сношаться, как все люди, но сердце-то у них не отрезали вместе с яйцами, — ответил Дарей. — Так что они способны любить очень крепко и свирепо ревновать!

— А ведь Маура с Хереей недавно заигрывала, — вспомнила Гелиодора. — Я сама видела, как она провела рукой по его чреслам и спросила: «А тебе не хочется сунуть то, что здесь осталось, между чьих-нибудь ног?» И захохотала. Я просто в ужас пришла от такого жестокосердия: зачем дразнить бедного Херею, которого лишили радостей плоти?! Думала, он сейчас ударит Мауру, а он только засмеялся и сказал: «Кроме этого капризного отростка, который может уснуть, когда он должен работать, и буянит, когда ему следует крепко спать, у мужчины есть еще палец и язык. А уж они-то всегда готовы к делу и могут творить с женщиной истинные чудеса. Тебе стоит только пожелать, красотка, и я тебе это докажу!» Так вот, может быть, Маура и впрямь пожелала — и занялась с ним ночными играми? Поэтому он и ревнует?!

— Но ведь нам строго запрещено сношение с мужчинами до окончания школы! — растерянно сказала Лаис.

— Херея — не мужчина, — напомнила Гелиодора, — к тому же он служитель храма и школы.

— А любопытно, откуда он здесь вообще взялся, в храме Афродиты? — задумчиво спросила Лаис.

— Говорят, — шепнула Гелиодора, — Херея — сын прежней великой жрицы. Они оба из Фригии, и, кажется, его мать сначала была жрицей Кибелы, которая там очень почитаема. А фригийцы, исповедующие культ Кибелы, оскопляют в ее честь всех мужчин и мальчиков. Вот Херея и лишился мужества навеки. Это произошло против воли его матери, потом она бежала с ним в Аттику[36]и отреклась от служения Кибеле, начала поклоняться Афродите и даже сделалась великой жрицей нашего храма. Она больше не расставалась с Хереей, он тоже стал служить храму…

— Несчастный, — пробормотала Лаис. — Неудивительно, что он стал таким злым! Но как же странно, что бывшая жрица Кибелы стала великой жрицей Афродиты!

— Разве ты не знаешь? — удивилась Гелиодора. — Очень многие девушки, служившие другим богиням, перешли потом к Афродите, когда поняли, что ее власть над людьми и их сердцами необорима. Я слышала, будто наша Никарета — теперешняя великая жрица — прежде была среди служанок храма Артемиды-охотницы и даже стреляла из лука не хуже, чем какой-нибудь воин-лучник. А потом поклонилась Афродите…

— Ладно, красавицы, мне пора, — с явным сожалением прервал ее Дарей, который весь обратился в слух, до того ему были любопытны разговоры девушек. — А то еще кто-нибудь привяжется, вроде этого вашего евнуха!

— Мы не договорили, — спохватилась Лаис. — Завтра с утра нас ведут в торговые ряды. Подумай, чем можно помочь Фанию, как подать весть в Афины, его жене, или в Пирей, его приятелю Энию. А за это мы…

— А за это вы приведете с собой очаровательную толстушку Нофаро, — с восторженным выражением кивнул Дарей. — Ради нее я готов на всевозможные глупости. Сам на себя дивлюсь! Такого со мной никогда не случалось! Неужто я влюбился?! — Он радостно захохотал и хлопнул по плечу Фания, который от этого дружеского жеста еле устоял на ногах: — Ну, пошли, пошли, Килида!

— Его зовут Фаний, — настойчиво сказала Лаис, глядя вслед надсмотрщику и рабу и обдумывая, что можно сделать для старого знакомого. Неизвестно, сколько бы она так простояла, да Гелиодора напомнила, что пора поесть и спешить на очередную матиому — учиться правильно и красиво зажигать светильники. Оказывается, это тоже искусство, кто бы мог подумать?!.

… — С тех пор, как быстроногий Гермес натянул однажды на панцирь черепахи струны, сделанные из воловьих жил, и ударил по ним, божественный Аполлон Мусагет, прекрасный предводитель муз, не устает радоваться мелодичным звукам лир и кифар, но еще больше его восторгают слаженные движения танцоров и танцовщиц. Восторг его разделяет и наша покровительница, Афродита Пандемос. Вы должны помнить: как бы вы ни были красивы, созерцание только лишь вашего неподвижного тела и лица вряд ли возбудит мужчину, как должно. Именно изящные движения — то плавные и робкие, то страстные и вызывающие — зажгут в нем огонь желания и сделают вашим рабом. Говорят, в далеких сарацинских странах есть искусные музыканты, которые умеют звуками своей флейты так зачаровать самых ядовитых змей, что они танцуют перед флейтистом, поднявшись на хвосты, и по его желанию могут броситься в воду, огонь — или накинуться на человека. Нам совсем не нужно, чтобы мужчина бросался в огонь или воду — если он сгорит или утонет, кто потом заплатит гетере?! — но она должна уметь своим танцем довести посетителя до такого состояния, чтобы он накинулся на нее, осыпал ласками и подарками и стал ее верным рабом. Поэтому, девушки, помните: мои матиомы необычайно важны для вас!