Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей - Виктория Руссо

– Да как ты смеешь?! Этот ребенок – твоя плоть и кровь, а ты хочешь убить его?! Ты знаешь, что есть люди, которые на все готовы ради материнства?

Наталья Петровна странно посмотрела на Анну, после чего влепила ей пощечину и вышла прочь из гостевой комнаты.

– Спасибо за поддержку! – прошипела Анна, осторожно касаясь полыхающей части лица. Реакция родственницы ей не понравилась, она рассчитывала на понимание и содействие. В любом случае, то, что росло внутри Анны, было ее собственностью, и она планировала распорядиться с зародышем так, как ей заблагорассудится.

– Никто и ничто не может мне помешать! – шептала она решительно, оставшись в одиночестве.

За ужином Анна молча смотрела в тарелку. Ее поведение казалось Ивану Феклистовичу весьма странным, как и излишняя активность супруги, которая, напротив, была слишком весела и болтлива, словно приняла лишнюю рюмку наливки.

– Нельзя жить закрытой жизнью! Мы столького себя лишаем, обкрадываем даже, можно сказать! Я сегодня переборола страх и выбралась, наконец, в город! Все, вроде бы, по старому, но все новое! Столько новых лавок! Там, где продавали раньше японские шиньоны, теперь висят смешные шляпки, голова в них тонет, и торчит один нос, – чирикала без умолка Наталья Петровна. Ей казалось, что если она замолчит, то стрясется что-то ужасное, непоправимое, поэтому слова из ее рта шли непрекращающимся потоком.

– Зачем ты ездила в центр? – насторожился супруг.

– Искала ремонтников! – просияв, произнесла Анна.

– Ремонтников? Но для чего?

– У нас есть комната угловая на втором этаже, я подумала, что будет не лишним привести ее в порядок!

– Но зачем?

– О, у меня множество идей, даже, кажется, будто голова вот-вот лопнет! Что-то ведь должно меняться в нашей жизни, Ваня! – мягко произнесла она. – Один маленький шажок навстречу своему счастью мы сделали – спим оба в одной постели. Так может пора стремительно двигаться вперед, не дрейфовать по реке времени в ожидании пока нас прибьет к берегу, а плыть активно, с аппетитом!? И при этом, не стесняясь, наслаждаться дарами, которые нам предлагает Всевышний! Ведь мы еще с тобой не старики! Правда?!

Наталья Петровна с трудом справилась с одолевающим ее приступом радости. Казалось, будто она хотела что-то еще сказать, но никак не решалась. Анна не без интереса наблюдала за ней, это была другая крайность в противовес ее истерическим капризам, сопровождаемым горючими слезами и криками. Мужчина, терзаемый догадками, не предвидится ли новых обострений, помрачнел, уставившись перед собой. Видя его мучения, Наталья Петровна пообещала все объяснить перед сном.

– А теперь давайте насладимся тишиной! Кажется, нашу Аннушку утомила моя болтовня, мягко с заботой произнесла она и замолчала. Ужин продолжился без единого звука. Неслышно было ни лязганья вилок, не вздохов, будто за столом сидели мертвые люди.

С вечера после ужина и до глубокой ночи из спальни супругов доносились крики, точнее, повышал голос только Иван Феклистович, что было не типично для их скандалов, различались лишь его слова: «Ты с ума сошла!», «Я никогда не пойду на подобное!», «Сумасшедшая женщина!» – выкрикивал он каждый раз, как Наталья Петровна шипела какую-то фразу. Анну беспокоил этот разговор, потому как она чувствовала, что ссора каким-то образом связана с ней. «Наверняка Натали сказала ему про ребенка и про мое желание избавиться от него! И Иван не может это принять!» – размышляла беременная девица перед тем, как заснуть. Сон не шел, и она ворочалась почти до рассвета. Бедная «родственница» запуталась и чувствовала себя бесконечно одинокой, совершенно не понимая, что делать дальше.

– Выпей со мной чаю. Ваня уехал… по делам… рано утром… Мы можем спокойно беседовать… обо всем, – умоляла Наталья Петровна почти детским жалостливым голосом. Несмотря на бессонную ночь, выглядела хозяйка дома свежо, скандалы, как оказалось, шли ей на пользу. Анна удивилась, заметив на женщине один из халатов Ивана Феклистовича, в который она сиротливо куталась, стоя на пороге комнаты.

– Мы вчера не докучали тебе громкими разговорами? – поинтересовалась Наталья Петровна в момент, когда женщины устроились за еще пустым столом, они пришли в столовую раньше обычного, Мария еще не успела накрыть завтрак и вбегала с кухни с таким видом, словно там начался пожар. Конечно, чай был всего лишь предлогом, истиной причиной их утренней беседы являлось нечто иное, Анна жаждала выяснить, что скрывается за старательным спектаклем хозяйки усадьбы, но та не спешила раскрывать свои карты. Гостья заверила, что почти ничего не слышала из скандала, лишь несколько криков «брата», чему как будто бы была удивлена, ведь раньше он не повышал при ней голос до такой громкости.

Наталья Петровна повернула к Анне разрумянившееся лицо и, изо всех сил стараясь быть вежливой, многозначительно произнесла:

– Иногда некоторые люди на самом деле не те, кем кажутся на первый взгляд. Смотришь на человека: худ он и немощен на вид, но дай ему топор, и он нарубит дров три поленницы.

– Не понимаю, Натали, к чему ты ведешь.

– К тому, что твой брат кажется не совсем уверенным человеком, но, однако сумел привлечь внимание Лизаветы и начать с ней роман. Как пошло! Ты знаешь, что она умерла на днях?

– От чего умерла? – насторожившись, уточнила Анна.

– Говорят, ее кто-то отравил. Подсыпали немного яда в еду, но этого хватило, чтобы развратница умерла в страшных муках! – прошептала Наталья Петровна с таким видом, словно была свидетельницей преступления. Она не скрывала радости по поводу смерти бывшей служанки, изобразив облегчение и приподнятое настроение.

Анне не давали покоя мысли о причине семейного эмоционального всплеска, напоминающего бурю в засушливом болоте, но задавать навязчивые вопросы, которые могли бы выбить из колеи рыжеволосую даму с неустойчивой психикой, Анна постеснялась и пошла издалека, осторожно задав вопрос:

– Он не обидел тебя вчера?

– Кто? – безразлично произнесла собеседница, наблюдая за Марьей, перемещающей посуду для завтрака с подноса.

– Брат.

– Ваня не первый раз называет меня сумасшедшей, если ты об этом… Мы ссоримся, это бывает. Вот предпоследний раз говорили с ним об измене… с покойницей Лизаветой. Он плакал и сказал, что был слаб плотью. Странно видеть слезы мужа, но мне был сладок их вкус… Он искренне раскаивался – нет ничего важнее искреннего раскаянья. Я ему сказала: «Бог тебя простит, и я тебя прощаю!» – разоткровенничалась Наталья Петровна.

Анну не устраивал ответ, ей почему-то казалось, что ее внимание хотят отвлечь от чего-то более важного.

– Эти халаты такие удобные! – нервно усмехнулась хозяйка усадьбы. – Ваня не хотел мне его давать, поэтому мы ругались вчера. Вот тебе и причина. Если бы ты была замужем, то знала бы, что семейные ссоры могут возникнуть из-за пустяков с головку спички. Глупо, правда? Ругаться из-за какого-то халата!