Записки рыболова - Андрей Анисимов

Остров Пиирсаар место особенное. Триста лет назад здесь осели гонимые Петром первым староверы. С тех пор они живут на острове по своим законам, молятся так, как молились их прадеды, а для живота растят лук и ловят рыбу. Моя приятельница, уже взрослая женщина, продолжает пользоваться любовью своих бывших учеников. Ученики тоже подросли, стали папами и мамами и уже их дети учатся в вузах Тарту. Университетский Тарту не только самый близкий от острова город, но еще и признанный культурный центр. Лекции тартуского профессора Лотмана по телевизору слушала вся интеллигенция бывшего Союза. Моя приятельница училась у него.

Чудское озеро меня притягивало давно. Поэтому, когда Люся пригласила составить ей компанию и побывать на Пиирсааре, я с радостью согласился. После повторного обретения Эстонией своей государственности, остров перешел к ней. Границы с Россией на Чудском озере настолько сложны и запутаны, что, даже не имея злого умысла, нарушить их весьма просто. Но такое невинное нарушение влечет за собой вполне серьезные неприятности. Помимо границы, население острова не слишком жалует чужаков. Попасть туда без рекомендации – затея бесперспективная. Островитяне народ своеобразный, к жизни и смерти относятся философски. Жизнью, так, между делом, каждый мужчина-островитянин рискует десятки раз за год. Женщины тоже, но не так часто, потому что меньше путешествуют. Раньше на остров летали самолеты, и катер ходил ежедневно. Но это было при Советах. Теперь с большой землей староверы зимой связаны льдом, по которому ездят на автомобилях и «буранах». Летом на остров ходит маленький катер, но только два раза в неделю. В пятницу привозит желающих, в воскресение увозит. Ледовый, зимний путь непредсказуем. Льды Чудского подвижны, могут за короткое время образовать трещины и полыньи. Грузовик с моей приятельницей затонул, и водитель героически спас ее со дна, ныряя в ледяную воду.

Люся рассказывала, что машина еще долго стояла на дне с включенными фарами. И свет этих фар она помнит всю жизнь. И хотя эта страшная история приключилась в дни Люсиной молодости, ее на острове по-прежнему зовут учительницей, которая тонула.

Вот такая долгая предыстории моего рыбацкого вояжа на одно из самых огромных озер в наших широтах.

До Тарту мы доехали на машине. В городе нам предстояло взять бывшего ученика Люси, моего тезку, и продолжить путешествие с ним. Андрей имел в Тарту современную квартиру, уютную и чистую, но душой оставался на острове и рвался туда в каждую свободную минуту. Дети у него учились в городе. Красавица дочка – на врача. Сын добивал школьную программу. Мальчик поразил меня «похожестью» на молодого Сергея Есенина. Поэтическую внешность дети получили в наследство. Их отец, рыбак на острове и сварщик в городе, в душе поэт. Его рассказы можно записывать и печатать, не изменив ни слова. Внешне Андрей и его жена Вера, кстати, тоже бывшая Люсина ученица, люди удивительно красивые и ласковые.

От Тарту, до пристани предстояло проехать около семидесяти километров, из них сорок, по проселку. Проселки в Эстонии от русских сильно отличаются. Это крепкие грунтовые дороги, посыпанные щебенкой, без ям и глубоких луж. Единственное зло этих дорог – пыль. Встречная машина выдает пылевую завесу и окна приходится задраивать. Перед пристанью есть хутор, где за небольшую плату машину берут на стоянку. На остров в пятницу едут только родственники. Это в основном молодежь, как и везде, сменившая на город прежнюю деревенскую жизнь. Заработка луком и рыбалкой не хватает, и город манит работой. Нужно учить детей. По старинке живут родители и деды.

На мои удочки островитяне поглядывали с нескрываемой иронией. Рыбу тут ловят сетями, профессионально. Баловаться удочками им некогда.

Андрей привез нас с Люсей в дом своей матери. Суровая, сдержанная женщина оказалась гостеприимной хозяйкой. Мы были напоены и накормлены, после чего мне указали мое спальное место и лодку, которой я могу пользоваться для рыбалки.

Лодка достойна более подробного описания. В небольшом заливчике, куда вели ступени заднего дворика дома, привязная к колу покачивалась огромная деревянная шлюпка. Ее размеры меня насторожили. Но когда мне показали весла, стоящие возле сарая я совсем призадумался. Это были два бревна, здоровенных и круглых. Только сами весельные лопатки на их концах вытесаны топором.

Я поглядел на борта шлюпа и не обнаружил уключин. Вместо уключин из бортов торчали два кругляка рогаткой.

Вот между ними и нужно было просовывать весельные бревна. Никакой фиксации не предусматривалось. Потом я понял, что без мотора этим шлюпом не пользуются, но просить мотор постеснялся. Вечер нашего приезда заканчивался, и выходить в озеро на вечернюю зорьку резона не было. Я принялся готовить снасть и все свое хозяйство к утру. Положили меня спать на верхотуре. Из сеней вела лестница на палатья, где стояла удобная кровать с белоснежным бельем. Проблема заключалось в том, что свет гасился и зажигался в сенях. В темноте спускаться и подниматься к ложу, поначалу мне было затруднительно. Особенно я маялся к рассвету, когда, кое-как спустившись в сени, забыл, где находится выключатель. Как слепой котенок, я тыкался в разные двери, попадая, то в чулан, то в баню. Андрей тоже собирался утром на рыбалку. Его сборы состояли в проверке сетей. Метод его ловли предрассветной побудки не требовал. Он и мне советовал не заниматься глупостями, а довериться сетям. Тут я проявил презрение и гордость, чем вызвал снисходительную улыбку.

Первый раз выйти в Чудское озеро без душевного трепета нельзя. Кое-как мне объяснили, где тянется невидимая граница, и предупредили, что за мной на воде следят два радара. Один на острове – эстонский, другой на том берегу – «иностранный» русский.

Заметив нарушение, и те и другие пограничники не заставят себя ждать. Известно, что без визы пересекать границу иностранного государства не дозволено. И как ни комично выглядят эти формальности на острове русских староверов, ставших гражданами суверенной Эстонии, шутки здесь кончаются арестом и огромным штрафом. Кроме того, можно попасть как нарушитель в компьютер и надолго лишиться права посещать Эстонию. А для меня это значит лишиться права жить в собственном доме. Поэтому мне было не до шуток, и я старался держаться подальше от невидимой линии границы.

Ветерок тянул еле, ели, гладь озера спокойно дремала в ожидании светила. Я просунул весла-бревна в кругляки уключин и почувствовал себя лилипутом в стране Гулливеров. Но делать нечего, хоть бревна и крутились с непривычки в ладонях, пришлось грести. Ловить я решил на банального червяка. Стоял сентябрь. Я думал, что окуня я, уж наверняка, словлю, а там посмотрим, червяка вся рыба уважает.

Плыл я, имея свой вечный набор из удочки и спиннинга, оборудованного под живца крупным поплавком, крепкой леской и стальным поводком с маленькими тройниками.

Выйдя метров на двести в озеро, я встал, и попробовал глубину. Она была не больше метра. Тогда я отошел еще немного и снова померил.

Сантиметров сорок до дна добавилось. Я решил забросить. В озере имелось течение. Это меня удивило. Моя прикормка с песком рассчитана на тихую воду.

Постояв минут двадцать безо всякого результата, я двинулся вдоль берега острова. Этот берег, поросший камышами, из которых торчали верхушки ив и вязов, не был ровным, а изобиловал мелкими островками и заливчиками.