1991. Заговор? Переворот? Революция? - Леонид Млечин

Новым министром Горбачев в тот же день назначил Бориса Карловича Пуго, его первым заместителем сделал армейского генерала Бориса Всеволодовича Громова. Громов сопротивлялся назначению. Военные не любят переходить в МВД. Герой Советского Союза Громов после вывода войск из Афганистана командовал Киевским военным округом, рассчитывал на большее, но его заставили.

А что касается Пуго, то это назначение окажется для него роковым.

Отец Бориса Карловича Пуго принадлежал к числу латышских большевиков, которые были против самостоятельности Латвии и хотели видеть ее в составе Советской России. Верность этим идеям он сохранил до конца жизни. И сына воспитал в тех же убеждениях. Борис Карлович провел детство в России, русский стал для него родным языком, по-латышски он говорил неважно, хотя старался его выучить, считал, что Латвия — неотъемлемая часть единого государства.

Пуго быстро шагал по комсомольско-партийной карьерной лестнице. В 1977 году неожиданно для самого себя был назначен первым заместителем председателя КГБ Латвии. Через три года, в 1980-м, возглавил республиканский комитет. Получил звание генерал-лейтенанта. Работа в госбезопасности наложила отпечаток на его характер. Он стал скрытным, недоверчивым и еще более осторожным. Замкнулся в своей семье. С женой они познакомились еще в институте и очень любили друг друга. А в 1984 году Пуго поставили во главе Латвии.

Когда началась перестройка и стал исчезать страх перед репрессиями, первой проснулась Прибалтика. В Литве, Латвии и Эстонии заговорили о том, что летом 1940 года их насильно присоединили к Советскому Союзу и что они хотят вернуть себе независимость. Латвия раскололась на «коренных» и «некоренных» жителей. Латыши хотели остаться одни на своей земле. Нелатыши, которых когда-то убедили переселиться в Латвию, оказались лишними.

В Латвии на руководящей работе было два типа людей. Одних можно назвать национал-коммунистами, они как бы вынужденно подчинялись Москве. Вот почему многие партийные работники и даже сотрудники республиканского КГБ охотно присоединились к Народному фронту. Они говорили, что хотят быть вместе со своим народом.

Другие преданно служили Москве, продолжая традиции латышских красных стрелков и не позволяя себе никаких сомнений. К таким людям принадлежали Борис Пуго и его выдвиженец Альфред Рубикс, которому суждено будет стать последним руководителем компартии Латвии. Перспектива свержения советской власти в республике и ее выхода из Советского Союза воспринималась как личная трагедия.

Борис Карлович пришелся по душе Горбачеву. Михаил Сергеевич вызвал его в Москву и поставил во главе партийной инквизиции — Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. А потом сделал министром внутренних дел. Пуго получил погоны генерал-полковника.

Начал он работу в МВД не очень удачно. Подписал вместе с министром обороны маршалом Дмитрием Тимофеевичем Язовым приказ о совместном патрулировании городов милицией и военнослужащими. Приказ вызвал резкую критику в демократическом лагере, потому что воспринимался как предвестье попытки ввести в стране чрезвычайное положение. В феврале 1991 года, когда в Москве собрался Съезд народных депутатов России, Пуго по указанию Горбачева ввел в столицу внутренние войска — под предлогом предотвращения беспорядков. Это вызвало массовое возмущение москвичей. Войска поспешно вывели.

Бакатин считал, что структуру МВД придется радикально изменить. Раз республики получают самостоятельность, то и республиканскими министерствами больше нельзя командовать из Москвы. Союзное МВД возьмет на себя функции «внутреннего Интерпола», будет отвечать за транспортную милицию, охрану атомных объектов, подготовку высших кадров.

Пуго занял другую позицию: союзное министерство сохраняет полный контроль над всеми республиками и никому не позволит выйти из подчинения центральной власти. Разница позиций определит их будущие судьбы…

В июне 1991 года собрали новых начальников отделов контрразведки территориальных органов КГБ России. Попросили выступить председателя КГБ РСФСР Виктора Ива-ненко.

Генерал открытым текстом сказал:

— Ребята, на повестке дня смена общественного строя, готовьтесь.

Его помощник, Андрей Пржездомский, встревожился:

— Виктор Валентинович, вы такую крамолу несли! Да вас за это дело могут снять!

Иваненко:

— Ничего мне за это не было. Никто не донес, не стукнул. Уже произошли события в Восточной Европе. Все видели, как менялся строй в Чехословакии, в ГДР. Как разгоняли министерство госбезопасности ГДР. Мы не хотели этого допустить у нас дома. Доказывали, что органы КГБ играют важную защитную роль. Надо только под контроль их поставить, надо, чтобы они подчинялись закону, а не партийным установкам.

В Инспекторском управлении КГБ СССР на партийном собрании один из инспекторов напомнил, что статью шестую (о руководящей роли КПСС) из конституции убрали в марте 1990 года на третьем Съезде народных депутатов. Почему чекисты должны подчиняться решениям партии? Почему в каждом решении коллегии КГБ ссылка на решения съезда партии, Центрального Комитета?..

Иваненко:

— Все это, конечно, сверху глушилось. Тот же Агеев повторял: будем выполнять указания партии и никаких гвоздей. Вот так дошли до лета 1991 года. Рефреном звучали слова из фильма Станислава Говорухина «Так дальше жить нельзя». Я помню, какую мощную пропагандистскую роль сыграл его фильм. Пустые полки, драки в магазинах. Как он точно, образно это показал… Мы думали, как же выходить из этой ситуации. Вот потому я и пошел к российским депутатам.

Иваненко познакомился тогда с академиком Сергеем Сергеевичем Шаталиным.

Тот говорил откровенно:

— Мы знаем, как от капитализма идти к социализму. А вот как обратно двигаться? Никто не знает. Какие нас ждут потрясения на этом пути, мы не понимаем. И какие издержки будут, тоже не ясно.

Поэтому никто не брал на себя ответственность. Но реформы назрели. Многие их предлагали. Комиссия академика Леонида Ивановича Абалкина, которого летом 1989 года сделали заместителем председателя Совета министров СССР, свои предложения готовила. Но это все на уровне различных моделей хозрасчета… А радикальные меры по переходу к рынку — приватизация, свободные цены — начались только в декабре 1991 года.

20 июня 1991 года министр иностранных дел Советского Союза Александр Александрович Бессмертных вел в Берлине переговоры со своим постоянным партнером — государственным секретарем Соединенных Штатов Джеймсом Бейкером. После переговоров вернулся в советское посольство.

Вдруг позвонил государственный секретарь со словами, что им необходимо срочно встретиться вновь:

— Я должен вам сказать кое-что важное, но не по телефону, а только лично. Не могли бы вы приехать ко мне?

Бессмертных крайне удивился:

— Что произошло?

Бейкер говорил как-то неуверенно: