Три краски - Олег Рой

– Не знаю… Думаю, можно… – волнуясь, начала говорить Лара и вдруг замолчала, потому что Кирилл ее совсем не слушал, он рассеянно смотрел куда-то в сторону – в такой-то момент!

Вдруг входная дверь отворилась, в кафе забежал запыхавшийся человек и сразу же ринулся к столику, который занимали Лара с Кириллом, по пути задевая сидящих и даже сбив на пол чьи-то приборы.

Лариса с досадой узнала в этом сумасшедшем Пашку.

– Стой! – заорал Павлик, глядя прямо на нее. – Лара, смотри!

В этот момент Лариса почувствовала, как на голову ей свалилось что-то скользкое, мокрое и неприятное. По лицу потекла смесь помидоров, сыра, оливок и чего-то еще. Греческий салат у нее на голове! Рядом с металлическим грохотом свалился поднос.

Девушка обернулась – бледный, словно смерть, американец смотрел на нее с выпученными глазами, а рядом с ним стоял Пашка с ножницами в руках.

Вот это новости! Выходит, Пашка – маньяк-парикма*censored*, и это он хочет ее зачем-то подстричь. Мог бы просто локон попросить, на память.

– Это его! Я у него ножницы отобрал! – закричал Пашка, взволнованно тыкая ножницами в американского официанта.

Тот медленно отступал, дрожа и подняв руки вверх.

– Ви не понял… – бормотал он.

– Это шпион! – настаивал Павел, еще активнее тыкая в бедологу ножницами.

Лариса взглянула на Кирилла. Тот пожал плечами и незаметно покрутил у виска пальцем.

Понятно, так Лара и думала.

Бедный Пашка! У каждого ненормального есть свой конек. У Павла, очевидно, этим коньком стали волосы. Вот и объяснение тому бреду, что он нес недавно про охотников за волосами: обыкновенный перенос собственных желаний на других людей. Каждый чокнутый считает, что все вокруг только и думают о том же, о чем думает он сам.

Меж тем новоявленный маньяк руки-ножницы загнал американца в угол и, кажется, всерьез приготовился проткнуть его насквозь. Тот уже даже не кричал – скорее слабо попискивал. Пора было спасать чужеземца.

Лара вскочила и выхватила из рук несопротивлявшегося Пашки его оружие (или фетиш – черт разберет).

– Ненавижу тебя! – прокричала она и, в слезах и в салате, выбежала из кафе, едва накинув на плечи пальто. Хорошо хоть температура плюсовая… Или Лара просто-напросто не ощущала холода.

Надо признать, что свидание не удалось.

Девушка бежала по темной улице и ревела, не обращая никакого внимания на оглядывающихся прохожих. Пулей влетев в свой подъезд, она заскочила в квартиру и бросилась в объятия Вари, не прекращая горестно рыдать.

– Что случилось? – спросила с беспокойством соседка.

А Лара лишь плакала и икала, икала и плакала.

Уже потом, немного успокоившись и поддавшись на Варины убеждения, что катастрофы все же не произошло, Лариса отправилась в ванную отмывать волосы от салата и щеки от разводов туши, делающих ее саму похожей на тех самых команчей – охотников за скальпами.

– К тебе тот милый молодой человек заходил. Кажется, Павел, – сказала подруга, подавая Ларисе пушистое полотенце.

– Ах так! – Лара нахмурилась.

– Тихий такой, вежливый был. Поинтересовался, где ты, – рассказывала соседка. – А когда узнал, что ты с Кириллом в кафе, выскочил, словно ошпаренный. Приревновал, наверное. – Варя пожала плечами.

Лара стиснула зубы.

– Мало я ему хорошего сказала. Встречу – все выскажу! – пробормотала она и вдруг снова разревелась: – Как я теперь буду Кириллу в глаза смотреть после такого позора?

– Ну не переживай, – Варя погладила Лару по голове. – Может, все и к лучшему! Если этот Кирилл действительно хорошо к тебе относится, то все поймет.

Из неуничтоженных записей Джона Хемистри:

Число N, место N, стояние и перспективы N (N в данном случае означает неизвестность)

Мне снова выдали бумагу и чернила. Я снова имею возможность писать. Не знаю, что происходит, где я и зачем. Я потерял счет дням. Это ужасно – находиться в заточении столько времени. Я постоянно думаю о Робинзоне. Интересно, как он жил на своем острове, если такой человек, конечно, существовал на самом деле.

Я тоже нахожусь на своеобразном острове. По крайней мере, в моих ушах порой слышится шум накатывающего моря. Это, разумеется, галлюцинация. Я все еще в этих странных белых стенах. Из людей я вижу только Кормильщика – я сам дал ему такое прозвище, потому что он только кормит меня и никогда не отвечает на мои вопросы, даже имени своего не говорит. Увы, он слишком большой и сильный. Я уверен, если решусь бежать, он скрутит меня в два счета по рукам и ногам. Кормильщик приносит мне еду четыре раза в день. В последнее время рацион расширился, еда стала более вкусной. Меня уже не допрашивают. Честно сказать, я теряюсь в догадках, узнали ли они, куда я дел фатум? Наверное, да, иначе они бы не отстали так быстро.

Но если узнали, то почему они не уберут меня? Не сомневаюсь, что эти люди хотят присвоить себе мои разработки, и понимаю, что они не оставят меня в живых. Иногда на меня находит панический страх. Мне кажется, что еще секунда, откроется дверь, и сюда ворвутся мои враги с автоматами в руках. А может, они просто закатают меня в бетон и сбросят с моста.

В такие моменты мне жаль, что я не верю в загробную жизнь. Как ученый я знаю, что после смерти все закончится. Не будет никакого загробного мира, не будет ничего.

Интересно, что скажет Крис, когда узнает, что меня больше нет? А может, это она стоит в центре этого ужасного заговора? Она – одна из них, я уверен.

Шаги… кто-то идет… Допишу потом…

Москва

Вот ведь фак-с, как сказал бы его новый американский друг! Сорвалось! Все сорвалось, а ведь дело было, считай, на мази. Ее волосы фактически уже лежали у них в кармане – и полный крах!

Хотя почему же сразу крах? Он подошел к висящему в ванной зеркалу и принялся вглядываться в свое лицо: подбородок волевой, глаза умные, характер нордический. Нет, сдаваться еще ох как рано! И до девицы он так или иначе доберется. Чтобы предсказать это, не нужно быть Глобой. Сейчас, конечно, положение не из лучших, но он сумеет завоевать обратно ее доверие.

Зазвонил телефон. Америкашка, легок на помине.

– Как идьют дела? – донеслось из трубки.

– Пльохо, – машинально отозвался он. – Тьфу! Какой акцент заразный! Плохо. И ты, между прочим, все испортил. Я бы сам провел эту операцию гораздо лучше. Зачем было вмешиваться?

Американец обиженно засопел.

– Ти можешь проньикнуть в ее дом, – сказал он, отсопевшись. – Смотреть, есть ли краска, и приносить его ко мне!

Ни один злодейский кодекс не рекомендовал опускаться до квартирных краж, тем паче, что есть на кого свалить.