Очень сказочная работа 1 - Борис Владимирович Попов

печатай стишки, отваживай от нас зловещего Балду – мы теперь в расчете.

Черт исчез, а я проснулся и повертел Вихрь-Перстень в руках. Да, вот это для военных несомненно нужная вещь. Если удастся затопить им хоть один вражеский авианосец, чины и премии хлынут на наш отдел как из рога изобилия.

У нашего майора, получившего утром Вихрь-Перстень, аж затряслись от счастья руки.

– Ну вот это добыча так добыча, – говорил он любуясь вещицей, – если еще и работает как надо, то ей цены нет.

Для испытаний они с Липой и Палычем отъехали неведомо куда на какой-то военный полигон, боясь покалечить мирное население. Я не поехал, отлеживался после нервно-психических перегрузок. Вечером Бобёр вручил мне билет на завтрашний поезд, обнял и попросил:

– Пожалуйста, не опаздывай, – а я кивнул и пошел к Липе.

Лежа после очередного прилива любовного бешенства уже не на кухонном диванчике, а на шикарной итальянской кровати, я поинтересовался у желанной:

– Во сколько завтра в ЗАГС бежим?

– Завтра ты бежишь на поезд, – жестко ответила только что заливавшая меня любовью и лаской Олимпиада, – а я тебя провожаю.

– Да поезд после обеда, – возмутился я. – С утра вполне успеем заявление подать!

– Вот отучишься, тогда и подадим, если ты не передумаешь, – ответил мне безжалостный логик в девичьем обличье.

– Да почему?!

– Москва коварна и заманивает людей. Я сама там чуть с инструктором по стрельбе из лука не осталась. Если меня после столицы бросит жених и мой первый мужчина, я поболею и переживу, а вот если меня покинет любимый муж, я не перенесу удара. Вот такая вот я дура, – печально вздохнула Липа. – Как говорят англичане, у каждого свой скелет в шкафу, то есть своя дурость или нехорошая тайна. У меня она связана с таинством брака. Уж не взыщи.

– Не надо меня провожать, раз ты такая нравная, – вспылил я. – Сам по себе уеду! – торопливо натянул одежду и убежал.

Дома я долго ждал, когда Липа позвонит или придет. И не дождался. Она не позвонила и не пришла.

Глава 7

С поездом я, как мне свойственно, пролетел, перепутав его на табло с каким-то другим, тоже фирменным и нашим, но отправляющимся немного попозже. Печально погуляв в вокзальных краях и поразмышляв о странностях любви, я, разобравшись в своей ошибке, хотел уж было вообще все бросить и бежать с повинной к Липе, но глупая гордость опять взяла верх, и я решил обратиться в справочное бюро – а вдруг чего толковое посоветуют. Полная женщина с забытой бигудешкой в курчавых белых волосах недовольно буркнула из-за стекла таинственные слова:

– Ступайте в кассу, там вас перекомпостируют.

– На компост, что ли, за дурость переработают? – не понял я

– Пошел в кассу! – уже рявкнула озлобленная нелегкой жизнью в РЖД сотрудница. – Бродите здесь сутками, дебилы всякие, ездите невесть куда!

Я недоуменно пожал плечами и отошел от справки, уступив свое место очередному дебилу. Одно было ясно – надо идти в кассу. Там мне попалась ласковая девушка, густо замазанная излишней косметикой.

– Опоздали на поезд? Что ж, всякое бывает. Поедете сегодня немножко попозже?

– Конечно! – обрадованно завопил я. – Опять билет брать?

– Ну что вы, что вы, – остудила мой неистовый пыл умница и красавица, – сейчас я вам билетик быстренько перекомпостирую, и скоро отправитесь. Второй наш поезд будет очень поздно, но сейчас подойдет фирменный поезд с юга. Поедете на нем?

– А то! –ответил я, охваченный невиданной для меня лихостью в ответ на женскую ласку. Затем прикинулся бывалым пассажиром, пренебрежительно взмахнул рукой, и добавил:

– Велика ли между поездами разница!

Разница не заставила себя ждать… Чистый снаружи поезд потрясал видом внутри. Вместо купейного вагона меня поселили на верхнюю полку в старорежимный плацкарт, где в каждом отсеке сидели и лежали по четверо.

Загаженный вагон какими-нибудь бандитами, к счастью, не изобиловал. На полках в основном гнездились рвущиеся в погоне за длинным российским рублем на новые трудовые подвиги гастарбайтеры и какие-то многочисленные нерусские женщины с детьми. Женщины были немногословны, видимо мечтали о бесплатной московской медицине, на порядок превосходящей среднеазиатский вариант, дети верещали, динамики хрипели всю ночь, исторгая из своего чрева так необходимый совершенно пьяным проводницам именно сейчас один и тот же гадкий шлягер, оживляющий их сабантуй с демобилизованными воинами, то есть в целом ехали спокойно. Периодически или проводница или дембель, придерживаясь для верности за стенку, брели покачиваясь мимо нас в туалет, по очереди тыкаясь лицами мне в стопы ног, сильно выступающие в проход вагона.

Одна нижняя полка подо мной почему-то пустовала, и немножко нервировал изрядно воняющий перегаром пассажир со свежим синяком под левым глазом, лежащий напротив, который периодически спускал ноги вниз и начинал ныть:

– Манюня, я пИсать хочу…

– Да провались ты! – отвечала строгая Манюня, видимо неласковая жена этого типа, свернувшаяся калачиком на нижней полке под ним.

Это, по-видимому, означало нет, и мужик продолжал ныть:

– Манюня, писать надо…

– Уймись, гад!

Муж был неутомим и продолжал свою деятельность. Наконец, после десятиминутного ознакомления с подробнейшим анализом своих умственных способностей и получения им столь необходимых в данный момент знаний о вреде хронического алкоголизма, он был все-таки отпущен в свободное плавание. Вернулся алкаш минут через двадцать, тихо какое-то время полежал и опять начал жалобно ныть, еще противней прежнего:

– Манюня, очень хочется пИсать…

И это длилось, длилось и длилось. Сходил, полежал, поныл, ушел. И так еще раза три. Все бы ничего, но его манера биться головой о мои торчащие в проход между полками слишком длинные коленки при уходе и приходе несколько утомляла и мешала здоровому отдыху. Умаявшись от чудес этой счастливой семейной пары, я спустился вниз во время его очередной длительной отлучки, решив посидеть и попытаться хоть что-то съесть из положенных мне заботливой мамочкой кушаний.

– А что же вы мужа в туалет не отпускаете? – поинтересовался я у сорокалетней на вид Манюни, вынимая из чемодана пакет с едой.

– Да разве ж он в туалет просится, – аж ахнула она, торопливо тоже присев, – он же, подлец этакий, по поезду пошел бродить и высматривать – вдруг где-нибудь пьют и ему нальют. Как на свадьбе у родни пить начал, так остановиться и не может. Да, вишь, не везет ему пока, каждый раз все более трезвый возвращается.

– Вот и разведитесь! – решительно сказал я. – Разве можно с таким алкашом жить?

– И-эх, милок, – пригорюнилась женщина, – у нас ведь квартира вместе нажита, да и дети общие! Да и привыкла уж я к нему. А еще, ведь