Ангел севера - Лиза Клейпас

– Сначала ты сказала, что она наивная, потом – хитрая.

Так какая же?

Айрис понадобилось все ее хладнокровие, чтобы не ответить колкостью.

– Несомненно, это решать тебе.

– Не надо ревновать.

– Неужели? А как ты объяснишь ту сцену, которую я увидела? Не будешь же ты отрицать, что эта девочка для тебя многое значит? Обнимал бы ты ее, если бы она была некрасивой и старой? О, она ловко заманила тебя в силки. Прелестная беспомощная девочка, одна-одинешенька в этом мире…

Смотрит на тебя своими огромными серыми глазами, умоляя стать ее защитником, ее рыцарем и избавить ее от нищенского существования… Ну какой мужчина может устоять перед этим?

– Она ничего не просила. – Он остановился на ступеньке и повернулся лицом к Айрис. – И глаза у нее не серые, а голубые.

– О да, – насмешливо проговорила Айрис. – Глаза цвета тумана над озером. А может быть, фиалок, тронутых утренником. Я уверена, что ты и сам подберешь несколько прелестных сравнений. Почему бы тебе не подняться наверх и не написать оду в честь прекрасной дамы? И не смотри на меня с таким снисхождением. Разве я не права? Я совершенно не собираюсь вступать в борьбу с тщедушной девчонкой за твое внимание. Не умею играть в такие игры, но в любом случае заслуживаю лучшего отношения.

– Ты что, предъявляешь мне ультиматум?

– Никогда, – отрезала Айрис. – Я и не подумаю так облегчать тебе жизнь. Ты хочешь, чтобы я помогла тебе сделать выбор. Тогда все устроится лучшим образом. Да я лучше язык себе вырву. И не вздумай являться ко мне в постель сегодня ночью или в любую другую ночь, пока не убедишь меня, что не представляешь ее на моем месте!

Он окинул дерзким взглядом ее роскошные формы:

– Не думаю, что смог бы вас спутать. Но в любом случае сегодня я не стану надоедать тебе своим вниманием.

– Прекрасно! – фыркнула Айрис и одна, без него, проплыла дальше, плавно покачивая округлыми бедрами.

* * *

Остаток вечера был просто адом. Люка не интересовало, как проводят время его гости, и не тревожило, что они думают и говорят о нем. Гости собрались в музыкальном салоне и, попивая разного рода напитки, слушали добровольцев, решившихся продемонстрировать свое искусство игры на рояле. Едва заглушаемые этими музыкальными упражнениями, языки сплетниц работали без устали.

Чарльз Эшборн подошел к Люку, стоявшему в дальнем конце комнаты, и спросил:

– Стоукхерст, что происходит, черт возьми?

Люк пожал плечами и вздернул подбородок. Желваки заходили у него на щеках.

– Я извинился перед Тасей за свое поведение. Можешь успокоить Алисию, что все в порядке.

– Я не могу успокаивать ее, когда сам в этом не уверен! – тяжело вздохнул Чарльз. – Мы с Алисией хотели бы, чтоб Тася вернулась к нам. Мы найдем ей другое место.

– В этом нет необходимости.

– По-моему, есть. Господи, старина, я просил тебя поберечь Тасю, спрятать… А ты выставил ее на общее обозрение перед своими гостями. Настоящий ярмарочный аттракцион! Алисия удержалась и не забрала ее с собой в ту же минуту только потому, что боялась привлечь к ней еще большее внимание.

Темный румянец залил щеки Люка.

– Этого больше не повторится. Я хочу, чтобы девушка осталась.

– А она этого хочет?

Люк помедлил в нерешительности.

– По-моему, да.

Чарльз нахмурился:

– Стоукхерст, я знаю тебя много лет… Ты что-то от меня скрываешь.

– Я даю тебе слово, что буду беречь Тасю. Скажи Алисии, что я сожалею о случившемся. Убеди ее, что Тасе лучше оставаться здесь. Клянусь, отныне я буду охранять и защищать ее.

Чарльз кивнул:

– Хорошо. Раньше ты никогда не нарушал своего слова.

Хочу верить, что не изменишь этому правилу и теперь.

Чарльз перешел к другой группе гостей, а Люк остался стоять в одиночестве, чувствуя себя виноватым и растерянным. Гости бросали на него удивленные и любопытные взгляды. Все, кроме Айрис. Она сидела в нескольких метрах от него и не обращала на него внимания. Люк прекрасно понимал, что он только тогда получит шанс навестить ее сегодня ночью, если проявит бездну обаяния, за чем должны последовать извинения и обещания навестить ювелира. Но ему не хотелось даже думать об этом. Впервые мысль разделить ложе с Айрис оставила его абсолютно равнодушным.

Он был поглощен раздумьями о Тасе. Что-то очень страшное случилось в ее прошлом. В этом у него не было сомнений. Она многое испытала в своей короткой жизни.

По– видимому, слишком многое…, и выжила…, сама по себе.

Ей было всего восемнадцать лет, но она ни у кого не просила, никому не доверяла, и ему тоже. Вдобавок он был для нее слишком стар: тридцатичетырехлетний мужчина с дочерью-подростком. Он задумался о том, приходила ли ей когда-нибудь в голову, хоть мельком, мысль о том, насколько велика разница в их возрасте. Вероятно, нет. До сих пор он не замечал никаких признаков того, что она вообще находит его привлекательным: она не бросала на него кокетливых взглядов, не старалась как бы случайно коснуться его, не стремилась продлить их краткие разговоры.

Он вспомнил, что никогда не видел ее улыбки. Правда, и поводов улыбаться он ей не давал. Для мужчины, которого все знали как покорителя женских сердец, он вел себя с ней на редкость необаятельно. Какой же он осел! А сейчас было уже поздно пытаться исправить это впечатление… Заставить ее поверить ему. Вера – вещь хрупкая, она создается исподволь, кирпичик за кирпичиком. Своими сегодняшними действиями он разрушил последнюю надежду завоевать ее доверие.

Казалось бы, какое это имеет значение для него? Мир полон красивых, умных и обаятельных женщин. Люк не сомневался, что многие из них готовы принадлежать ему. Но за все годы, прошедшие после смерти Мэри, никто не привлек его интереса так, как эта девушка. Погруженный в свои мрачные размышления. Люк не заметил, что уже довольно долго стоит молча. Он совсем забыл о своих обязанностях хозяина дома и был явно равнодушен к тому, что о нем скажут и подумают. Лица многих гостей он помнил еще со времен тех приемов, которые они устраивали с Мэри. Год за годом все повторялось, снова и снова крутилось веретено. времени.

Он был рад: гости наконец решили, что пора на покой, и направились по комнатам с выбранными на ночь партнерами.

Биддл, его камердинер, ждал в спальне на случай, если Люку понадобится его помощь, чтобы раздеться. Люк резко велел ему прикрутить фитили ламп и удалиться. Не раздеваясь, в вечернем костюме, он опустился в кресло, поднес к губам бутылку и сделал большой глоток, не замечая тонкого букета выдержанного вина.

– Мэри, – прошептал он, словно имя могло вызвать ее из могильного мрака. Тишина комнаты, казалось, издевается над ним. Он слишком долго лелеял свое горе, пока оно не ушло само собой, оставив после себя… пустоту. Он-то думал, что боль потери останется с ним навсегда. Господи, он бы двадцать раз предпочел боль этой жуткой пустоте!