Маска Нерона - Наталья Александрова

– А ну, пошел вон, козел! – крикнула Даша и пнула вора ногой по щиколотке.

Тот вскочил, замахал руками, как ветряная мельница крыльями, и истошно заголосил:

– Сижу, никого не трогаю, ничего плохого не делаю, дышу перед сном воздухом, а эта ненормальная дерется!

– Пошел вон! – повторила Даша. – Можешь дышать воздухом в другом месте – подальше от меня!

– Сквер общественный, я имею полное право тут находиться… – проворчал вор, потирая ушибленную ногу.

– Сейчас еще добавлю! – пообещала Даша.

Вор припустил прочь, что-то обиженно бормоча и время от времени оглядываясь.

Даша огляделась.

Как уже было сказано, она сидела на скамье в сквере, расположенном посреди той улицы, куда привела ее белая собака. Вон там, чуть левее, светится витрина круглосуточного магазина, дальше – химчистка и прачечная, а между ними должен быть тот самый магазинчик, в котором она разговаривала со странным стариком… Как же он назывался, этот магазин? Как-то очень странно… Ах да, «Колониальные товары». И еще имя хозяина было написано…

Даша встала, зябко поежившись – на улице было довольно-таки холодно.

Она подошла к лавке, желая прочитать имя владельца на вывеске…

И удивленно застыла: над дверью висела совсем другая вывеска! На белом фоне ярко-красными буквами было написано:

«Стоматологическая клиника «Щелкунчик».

Даша протерла глаза, еще раз прочитала надпись на вывеске – нет, ничего не изменилось, перед ней была стоматология.

Что же это получается? Она, как последняя бомжиха, заснула на садовой скамейке, и ей приснился странный магазин, и его удивительный хозяин, и его шахматная партия с неким невидимым противником, и странный разговор…

Стыд-то какой! Она, приличная женщина, заснула на улице!

Оставалось утешаться тем, что ее никто не видел, кроме того неудачливого воришки…

Что делать? Зря она набросилась на воришку – у нее в карманах пусто, ни денег, ни документов. Карточки проездной – и то нет. Однако в кармане что-то бренчало, и при ближайшем рассмотрении это «нечто» оказалось ключами от квартиры. Очевидно, убегая из дома, она машинально сунула их в карман куртки.

Даша еще раз огляделась по сторонам.

Она узнала улицу и быстро зашагала к дому. Шла долго и во время этой быстрой ходьбы немного успокоилась.

Дверь она открыла, стараясь не шуметь.

К счастью, все уже спали.

Из комнаты свекрови доносились такие звуки, как будто там проводили ходовые испытания спортивного мотоцикла – Лидия Васильевна храпела, как целый полк солдат.

Даша прокралась в спальню, разделась в темноте и скользнула в постель. При свете фонарей, падавшем из окна, было видно, что в комнате относительно прибрано. Муж собрал все фотографии и разложил вещи по местам.

Димка пробормотал во сне что-то нечленораздельное, повернулся на бок и потянул на себя одеяло.

Даша пристроилась на своем краю кровати, натянула на себя краешек одеяла.

Она думала, что долго не сможет заснуть, однако провалилась в глубокий сон, как только голова ее коснулась подушки.

Ей снился огромный зал, уставленный целым лесом квадратных черных колонн. В глубине этого зала, на мраморном возвышении стояло медное изваяние быка. Перед изваянием возвышался жертвенник: массивная золотая чаша, укрепленная на трех звериных лапах, в которой пылало темно-багровое пламя.

По сторонам от медного быка выстроились два ряда людей в длинных черных одеяниях, с черными бородами, заплетенными в десятки тугих косичек. Лица этих людей закрывали золотые маски с гневно сведенными бровями, с перекошенными яростью ртами.

В нише позади медного изваяния кто-то ударил в гонг, и густой, мощный звук заполнил все пространство храма.

Звон начал затихать, но тут же два ряда жрецов запели низкими, глубокими голосами.

Это было странное песнопение – в нем звучали и мольба, и гнев, и страх, но в то же время – торжество и мощь. И еще в этой молитве (а это, судя по всему, была молитва, обращенная к медному богу), еще в этой молитве слышалась какая-то фальшивая нота, какая-то ложь и дисгармония.

Песнопение постепенно затихло, и тогда из самой глубины храма, из ниши за медной статуей, вышел высокий человек в пурпурном плаще.

Лицо его, как и у остальных жрецов, скрывала маска, но из-под маски не виднелась заплетенная в косы борода.

В руках этот жрец нес сверток, закутанный в белое полотно.

Даша услышала детский плач и в ужасе поняла, что сейчас произойдет.

Она попыталась проснуться, но сон не отпускал ее, он оплетал ее подробностями, как паук оплетает свою жертву паутиной. Даша почувствовала запах ладана и сандала, услышала потрескивание огня в жертвеннике, почувствовала исходившее от него тепло – и ледяной холод черных колонн, поддерживавших своды храма.

Человек в пурпурном плаще подошел к жертвеннику, поднял над ним сверток – и вдруг повернулся к Даше, взглянул ей прямо в глаза сквозь пустые глазницы своей маски.

– Пощади ребенка, – прошептала Даша едва слышно.

Она думала, что ее шепота никто не услышит, но внезапно в храме наступила глубокая тишина, и эти два слова прозвучали необыкновенно громко.

Во всяком случае, священнослужитель услышал их.

– Пощадить? – спросил он, и, хотя лицо его было закрыто маской, Даша почувствовала, что он усмехнулся. – Разве о пощаде идет речь? Этому ребенку, отпрыску богатой и знатной семьи, выпала счастливая и завидная участь! Он будет принесен в жертву великому Молоху, он предстанет перед грозным ликом бога! Многие родители принесли в храм своих первенцев, чтобы пожертвовать их богу – но только этому повезло! Только он оказался достоин предстать перед Молохом! Только он достоин передать богу наши молитвы!

– Пощади ребенка! – повторила Даша гораздо громче. На этот раз ее голос наполнил храм, как незадолго до этого – гром гонга и песнопение жрецов. – Никакое божество не стоит того, чтобы ради него убивать невинного ребенка!

– Не убивать, а возрождать к вечной жизни! – прогремел ответ жреца. – Впрочем, если ты хочешь, чтобы этот ребенок остался жив, отдай нам то, что тебе не принадлежит!

– Что? – переспросила Даша.

– То, что тебе не принадлежит! – повторил жрец и, поскольку она молчала, вновь поднял ребенка над пылающим жертвенником.

Ребенок зашелся оглушительным криком.

Даша закрыла глаза, чтобы не видеть ужасную сцену, зажала уши, чтобы не слышать этот крик, но он пробивался в ее голову, пронизывал ее мучительной болью…

Даша вскрикнула – и проснулась.

* * *

– Мерзавец! Скотина! Деревенщина! – белокурый юноша вскочил, ударил нерасторопного цирюльника в нос, в нетерпении оглянулся на дверь. – Стража!