Проклятие скифов - Сергей Пономаренко

Его расчет оказался верным. Гнилое нутро интеллигентиков остается неизменным, какую бы форму они ни надели. И этот такой же — по его лицу было видно, что вспомнил былое и нюни распустил. Заглотнул крючок, теперь никуда не денется. «Эх, только бы вырваться отсюда! — подумалось ему. — Жизнь самое дорогое, что есть у человека, особенно когда за душой имеется солидный капиталец. Нашли в квартире большую сумму… Да это мелочи в сравнении с тем, что запрятано в тайниках! Пусть будет срок — лет пять, больше не дадут, если политику не пришьют. Отсижу. Может, удастся скостить и этот срок, ведь есть что предложить в обмен на свободу».

— Вы получите корону, как только я выйду отсюда… Или после суда.

— Я не верю, что она у вас есть! — Василий Иванович всем своим видом показывал, что недоволен предложенными условиями. — Вы блефуете! У вас нет скифской диадемы, а у нас с вами нет никакой договоренности!

— Как только я…

— Не считайте меня дураком! — вскипел Василий Иванович. — Отставить посторонние разговоры! Возвращаемся к допросу!

— Эта диадема завтра же будет у вас. — Свирид побледнел. — Я дам вам записку и адресок — там вам ее отдадут.

— Не знаю, стоит ли мне впутываться в это дело? — заколебался Василий Иванович.

— Стоит, стоит! — стал горячо убеждать его Свирид, а в его умоляющих собачьих глазах стояли слезы. — С моей стороны обмана не будет, но и вы меня не подведите.

«Это можно понять как скрытую угрозу. Не выполнишь обещанного — донесу на тебя», — так понял его Василий Иванович.

— Пишите записку — нынче же ее и отнесу. Угощайтесь. — Василий Иванович придвинул к допрашиваемому пачку папирос.

Свирид с облегчением вздохнул и захватил с собой в камеру пяток папирос из пачки.

По указанному адресу на Зверинце, среди одноэтажных деревянных построек обнаружился солидный двухэтажный дом на четыре окна, с деревянным мезонином[42]по центру. Во дворе залаяла собака, почуяв непрошеного гостя. Василий Иванович был в штатском: просторный серый плащ-балахон, под ним двубортный костюм мышиного цвета с галстуком в мелкий горошек. На голове у него была мягкая велюровая шляпа, в руке — потертый кожаный портфель.

На лай собаки вышел хозяин, высокий сутуловатый мужчина очень крепкого телосложения, в безрукавке-поддевке и помятых парусиновых штанах.

Василий Иванович слегка приподнял шляпу в знак приветствия.

— Прошу прощения, Инну Васильевну я могу видеть?

— Инессу? Она живет в мезонине. Сейчас Вулкана посажу на цепь и провожу вас к лестнице — она с тыльной стороны дома. Инесса у себя — в ее комнате горит свет.

Василий Иванович, поднимаясь по скрипучей лестнице, на глаз прикинул возраст дома — около ста лет будет. Странно, что сохранился после взрыва на пороховых складах Зверинца — тогда пол-Печерска пострадало, а ведь этот расположен недалеко от эпицентра взрыва, но выстоял. Раньше крепко строили!

Дверь мезонина оказалась добротной, дубовой, но звонка не было, и Василий Иванович постучал. Никакого ответа или движения за дверью, словно там никого не было. Только Василий Иванович вознамерился повторить попытку, как дверь неожиданно распахнулась. Ее не открыли осторожно, как сделал бы сам Василий Иванович, если бы не ожидал позднего посетителя, а распахнули во всю ширь — мол, заходите, пожалуйста, милости просим! Перед ним стояло чудо из прошлого — жена профессора Ольшанского, такая же красивая, с тем же лукавым прищуром глаз. Казалось, она вот-вот спросит: «Базиль, где вы столько времени пропадали?» Будучи натурой творческой, утонченной, любительницей живописи и большой поклонницей импрессионизма, однажды вглядевшись в лицо Василия, она торжественно произнесла:

— Вы вылитый Фредерик Базиль[43]. Вот только бороды вам не хватает. Тот же рост, сложение и свойственная ему мрачность — он всю свою жизнь предчувствовал скорый конец.

— Эльза, что вы такое говорите! — Профессор укоризненно покачал головой. — Василий Иванович не мрачен, а озабочен теми задачами, которые стоят перед каждым историком-археологом, не удовлетворяющимся ролью простого статиста.

После того разговора Эльза-Элиза стала называть Василия Базилем, шутливо пояснив как-то, что не сомневается в его великом будущем.

— Элиза?! — воскликнул пораженный Василий Иванович.

— Что вам угодно, товарищ? — Молодая женщина недоуменно посмотрела на него.

Да, это была не Эльза-Элиза — ей около тридцати, а той сейчас уже далеко за пятьдесят.

— Я не Элиза. Вы, верно, ошиблись номером дома. — Молодая женщина по-доброму улыбнулась, непроизвольно с грацией поправляя волосы.

Теперь Василий Иванович видел, что и внешне эта женщина мало похожа на жену профессора. Разве только тот же цвет волос и глаз. Черты лица были совсем другие. У Эльзы они были тоньше, аристократичнее, и во взгляде читалось превосходство над окружающими. У этой женщины лицо было чуть круглее, черты мягче и взгляд открытый, добрый, излучающий теплоту. Сердце у Василия Ивановича дрогнуло — он был покорен, раздавлен и взят в плен одним только взглядом женщины, которая об этом и не догадывалась.

— Если вы Инна Васильевна Невструева, то я попал по адресу. — Василий Иванович приподнял шляпу и слегка поклонился.

— Да, это я. Прошу — входите, — улыбнулась женщина: незнакомец ее забавлял старомодными манерами.

Инна не могла знать, что этот на вид невзрачный, скромный и робкий человек является вершителем человеческих судеб, определяя, кому жить, а кому умереть. В ее памяти о прошлом страны сохранились лишь тяготы гражданской войны, и они ассоциировались с царизмом и буржуазией. Поэтому она принадлежала новому времени и верила в светлое будущее и в то, что оно вскоре наступит.

— Надеюсь, от чая не откажетесь? Из варенья есть только брусничное, и то оно — не моя заслуга.

— С превеликим удовольствием, сударыня. Буду премного благодарен. — Василий Иванович непроизвольно перешел на язык прошлого, от которого он, казалось, давно отвык, заменив его казенщиной, формализмом и газетными стереотипами.

Жилище этой женщины состояло из крохотной передней-кухоньки, комнаты небольших размеров — очень опрятной и уютной, часть ее была отгорожена ситцевыми занавесками, за ними, очевидно, была спальня размером не больше чулана.

— Вот как вы живете! — оглядывая помещение, промолвил Василий Иванович, не спеша переходить к делу. Он вел себя, словно был просто знакомым и пришел в гости. — Тесновато.

— Да что вы такое говорите?! Я снимала угол в коммуналке, где проживали двенадцать семей в семи комнатах — вот там была теснотища, хоть плачь. А здесь я роскошествую — одна в таких хоромах, правда, не так давно — с полгода.