Краткая история цинизма - Александр Невзоров

Человечек в огромной «даунке» учит «понимать лошадь».

Делает он это очень забавно. Ему, конечно, надо было вовремя податься в бармены — он прославился бы коктейлями.

Дружище ПИС, посверливая малюсенькими глазками с глянцевых страниц, — варганит удивительный коктейль из четырех компонентов.

Компоненты:

1. 75 % — самый примитивный спорт с уклоном в банальное «попокатание» для дам и женщин.

2. 20 % — вульгаризированное НХ, совсем уж бесстыже ориентированное на «пользователя», которому «ну очень страшно», но которого мучает промежностноягодичный зуд и очень хочется кататься.

3. 3 % — безответственный легкий шаманизм, основанный на полном незнании и непонимании лошади, на исключительном презрении к анатомии и физиологии лошади и на исключительной глупости лохов, которые будут читать книжку, затаив дыхание.

4. 2 % — феноменальное лицемерие.

По этому списочку легко заметить, что старина ПИС — настоящий гурман.

Ведь он пережевывает то, что срыгнул не сам! Но делает это очень старательно. Единственное, что он добавил от себя (процесс вторичного пережевывания это допускает), — так это фермент феноменального лицемерия. Вторичный пищевой ком от добавления этого фермента благоуханнее не стал, но приобрел временную мягкость.

Этот фермент лицемерия и есть непосредственно новация самого ПИСа.

Кстати, ничего обидного в этих строчках нет! В Западной Африке уважаемым гостям примерно так и готовят главное блюдо — тщательно пережевывая бетель и еще какую-то гадость и сплевывая «пережев» в огромную миску, которая украшается зеленью и подается гостю.

Делают это, правда, очень увесистые афро-африканские дамы в рельефном татуаже и нагие.

Наш дружок ПИС взял на себя, по сути, именно эту роль.

Сейчас поясню.

Все-таки свербит в одном месте у человечества по «лошадиной» части.

Все-таки стыдно. Горы лошадиных трупов, которые громоздят скачки, рысачьи бега, конкуры и троеборья, — не то чтобы очень беспокоят, но как-то мрачат престижную забаву с ее за косом в аристократизм — верховую езду.

Как-то вот уже не получается того чистого, беспримесного наслаждения от издевательств над лошадью, которое испытывали конники еще каких-то пятнадцать лет назад.

Ощущения у «конников» теперь неприятные. Уж чего только ни делают, но лезет эта чертова правда про железо, про пытки, про избиения, про размолоченные спины… про многолетнюю ежедневную лошадиную муку.

(Меня, кстати, всегда поражало упрямство правды. Как она всегда отовсюду вылезает, как прорастает сквозь любые асфальты, под которые ее так любят закатывать! Как вылупливается сквозь скорлупы любой толщины!

Потрясающая штука.

Вот вранье — оно как-то поскромнее. Ему два раза дадут по носу — и оно присмиревает, затихает, обиженно пришипившись. А правда, даже и с расквашенной рожей, заплеванная и убитая, трижды посаженная на кол и десятикратно распятая, — все равно не унимается.

И все равно побеждает.)

Сейчас основная масса цунами (правда о подлинных отношениях человека и лошади) еще не докатилась… Но она уже близко. Уже согнулись пляжные пальмочки и валятся кабинки. Уже срывает панамы и «даунки».

На конно-пользовательском курорте — паника.

Естественно, лошадники сложа руки не сидят, а изобретают способы временного спасения.

Один из таких способов — это быстрое приготовление острых словесных соусов, которыми можно было бы приправить идеологически протухший конный спорт и попокатание.

И такой соус изобретается. Его легко определить — в нем словечки «понимание», «любовь», «контакт», «постижение лошади», «партнерство с лошадью», «единение с лошадью».

Все, по сути, остается тем же самым. Железо, шамбоны, побои, применение нейрокраниального шока для послушания, размозжение мышц спины, мартингалы, «даунки»… но добавляются словечки о «единении».

В чашу лошадиной крови наливается сиропчик.

Естественно, «чистая» попытка вступиться за скачки или дрессаж — будет столь же чистым «питекантропничанием». Не поймут.

Значит — добавляются словечки. Гнилая рожа конного спорта и попокатательства — макияжится…

Потому что им очень хочется. Хочется галопировать по полям, плюя на горящую от боли лошадиную спину, хочется врезать железом в ответ на попытку лошади возмутиться.

Хочется.

Адреналин. Спорт.

Но уже стыдно.

Поэтому появляются ПИСы.

С ПИСами хорошо. Уютно.

Можно делать все то же самое: избивать, рвать железом рот, уродовать спину, но при этом говорить слова про «понимание лошади».

Примечательно, что в книжке ПИСа — ни единого разумного слова о физиологии лошади.

И о том, что именно физиологические ощущения абсолютно первичны, и на них строится все. С любым живым существом отношения начинаются с того, делаешь ты ему больно — или нет.

Но об этом ни-ни… Что вы, запретная тема!

Лучше поговорить о высоком. О любви и партнерстве.

В книжке ПИСа много предназначено, по идее, для сведения самой лошади.

Как она должна понимать всадника, как она должна его слушаться, как должна прыгать крашеные палочки.

Эта рефренная апелляция к самой лошади лоха-читателя должна особенно прослезить.

Ему невдомек, что это для лошади прописана некая — «этика поведения на электрическом стуле».

Цитировать книгу бессмысленно — это, действительно, продукт с явными признаками неоднократной руминации, сдобренной диким лицемерием автора.

Простой пример (стр. 19): «Как дать лошади знать, что вы на ее стороне? Например, высвободите челку из-под налобного ремня уздечки…»

Все прочее — выдержано именно в таком духе. И все очень сладенькое и скользкое.

Как говорили латиняне: «D. C.» (Dedeceo Cero), что означает, в буквальном переводе, текст «непристойно скользкий» — «Д. Ц.»

Но с модными проблесками, с репликами о лошадином настроении и прочем. И автора зовут ПИС.

То есть обыкновенный неполный ПИС Д. Ц.

Публикуется по: Nevzorov Haute Ecole. № 5 (2007)

Есть предметы, наличие которых на некоем очень «почетном» месте — сразу наилучшим образом характеризует помещение, в котором они находятся.

Поясню:

К примеру, если в доме, на почетном месте, мы видим древний фолиант, микроскоп или скриниум, то сразу понимаем, что мы в жилище ученого.