Год 1914-й. Время прозрения - Александр Борисович Михайловский

на скрижалях судьбы. Как только новый мир выходит на самостоятельную траекторию, в нем появляется динамическая составляющая. Энергооболочка способна только обрабатывать и анализировать динамическую составляющую, а собирать для нее информацию должны разведчики-Верные, которые воистину глаза и уши Серегина. Все, что знает Верный, знает и Патрон. И, наоборот, приказы Серегина в тот же момент доводятся энергооболочкой до каждого Верного - от генерала до рядового солдата, - и тот, определив свое положения на местности, понимает, что ему делать в конкретный момент.

Именно поэтому после бойни, устроенной артанцами в предыдущий день, атака русских позиций оказалась для австрийцев отдохновением души. В то время как четырнадцатый и шестнадцатый корпуса фронт пока держат (ибо русские и австрийцы бодаются там лоб в лоб), положение Гренадерского корпуса выглядит угрожающим. Кроме атакующих с фронта 2-й и 24-й дивизий, входящих в австрийский десятый корпус10, имеет место 45-я пехотная дивизия территориальной обороны из состава того же корпуса, нацелившаяся ему во фланг, а 4-я дивизия из состава второго корпуса11 даже может выйти русским гренадерам в тыл. Если допустить такое развитие событий, то Гренадерский корпус начнет, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, отступать в северном направлении, что еще больше увеличит разрыв между четвертой и пятой армиями. Энергооболочка уже доложила Серегину, что в Основном Потоке после первых поражений корпус понес значительные потери, отошел на двадцать пять километров, и в дальнейших боях участвовал лишь эпизодически. А такого Бичу Божьему не надо. Австрийский фронт должен строго удерживаться на месте, пока наступление фланговых девятой, третьей и восьмой армий не завяжет горловину этого мешка с крысами.

При этом надо заметить, что к началу Первой Мировой войны ничего особо гренадерского в Гренадерском корпусе уже не было: ни отобранных со всей армии суперсолдат двухметрового роста с комплекцией Шварценеггера, ни специальной подготовки к рукопашным схваткам, ни штурмовой экипировки и вооружения... Просто обычная пехота, по традиции именуемая гренадерами. Тяжелее всего придется левофланговой второй гренадерской дивизии, которую кратно превосходящий враг будет атаковать с фронта и фланга, а во второй половине завтрашнего дня, возможно, и с тыла. Русские части по всему фронту огрызаются отчаянными контратаками, но численный перевес противника очень велик, и в течение завтрашнего дня будет неизбежен тот момент, когда отвага солдат уже не сможет уравновешивать вражеского численного перевеса.

Тут надо бы приказать двадцать пятому корпусу русской армии взять в своем продвижении западнее и увеличить темп движения, чтобы с началом завтрашнего дня атаковать второй австрийский корпус, но пока такая команда пройдет через штаб фронта, штаб армии и штаб корпуса, актуальность этих действий упадет до нуля. Серегин, привыкший к повышенной управляемости своей армии, из-за невозможности что-нибудь изменить матерился как последний извозчик, а потом бросил на стол из резерва последний козырь - дивизию генерал-майора Павла Тучкова, при поддержке танкового батальона, артдивизиона танкового полка и эскадрона «Шершней». Полоса активной обороны - по руслу реки Тор от Радечницы до слияния ее с рекой Вепш, а основной противник -45-я и частично 4-я дивизии австрийской армии, которые, обходя позиции Гренадерского корпуса, выйдут на этот рубеж предположительно к исходу сегодняшнего дня.

Все, дыра в русском фронте заткнута, но во второй армии генерала Багратиона воюют уже все дивизии до единой. В резерве остался только милейший Велизарий, чья армия, раздувшись от новобранцев, в настоящий момент проходит переформирование, и способна принять участие в деле только отдельными боеготовыми когортами. Если обстановка продолжит осложняться, Серегину придется применять «Каракурт» или, что совсем уже нехорошо, выпускать в небо этого мира «Неумолимый». Но такого развития событий, Слава Всевышнему, кажется, удается избежать.

Семисот второй день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости, библиотека.

Пока на полях Галиции 1914 года гремели выстрелы и лилась кровь, тут, в Тридесятом царстве, в тиши библиотеки, разрабатывалась новая политика. Ольга, Коба, Ильич и Татьяна, неразлучная с Ольгой, склонили головы над книгами. Звали и Сосо, но он отказался - мол, это не его мир, а значит, решать судьбу живущих тут людей должны те, кто с ними родился под одним небом. Ведь мало выиграть войну и установить новый мир, который будет лучше довоенного. В первую очередь необходимо усилить страну внутренне, разрядить мины, заложенные прошлыми царствованиями, и позволить двум третям собственного населения жить по-человечески, а не на вечной грани существования. Последняя задача, без которой не решается все остальное, выглядит тяжелой, почти невозможной, как поставленный перед Гераклом вопрос по очистке от залежей навоза конюшен царя Авгия. Но методы Геракла будущей императрице не подходят категорически, она же не самоубийца.

И Кобе этот путь тоже не нравится, ибо разрушать все до основания, конечно, сладостно, но при этом приходится помнить, что рано или поздно из обломков надо будет возводить новое здание, и ничего, кроме новой империи, на том же фундаменте построить не удастся. А если попытаться уничтожить еще и фундамент (то есть русский народ как историческую целостность), то вместе с ним погибнут и сами революционеры. Это нутром чувствует Коба, и это же в Основном Потоке, году так в девятнадцатом, понял Ленин, в душе прожженный космополит. Здесь Ильич признавал ту же истину на основании чужого книжного опыта, и готов был опять идти другим путем. Задачи, поставленные перед ним Серегиным, разожгли в несостоявшемся вожде мирового пролетариата любопытство и здоровый азарт. Ему хотелось знать, чем один народ своим сознанием и мышлением отличается од другого, почему одни этносы так и остаются на племенном уровне мышления, где они и были две тысячи лет назад, а другие из дремучих лесов возносятся до имперских высот.

Особенно Ильича потрясло знакомство с бойцами первоначальной команды капитана Серегина, когда те вернулись из местной Сербии, где натаскивали в совершении пакостей местных коллег. Зоркий Глаз, Ара и Бек были еще вполне обыкновенными людьми, только, по местным меркам, слишком грамотными: Змей вырос в офицера по особым поручениям при Серегине, а вот Док, Бухгалтер и Мастер в промежутке между заданиями по истреблению негодяев не чуждались чтения интеллектуальной литературы своего времени.

Но наиболее ценным носителем откровений оказался отец Александр, с которым Ильич беседовал не как с доверенным лицом «доброго Боженьки», а как один умный и образованный человек с другим умным и образованным человеком. Это были только капли мудрости чуждого ему времени сто лет тому вперед, но их запах кружил Ильичу голову. Он с нетерпением ожидал того времени,