Восемнадцать капсул красного цвета - Владимир Корн

Чужинов опасался, что Олег сейчас задаст вопрос: «А что будем делать дальше?», – потому что ответа на него и сам не знал. Но тот молчал, и он продолжил:

– Олег, приготовься к тому, что увидеть мы можем всякое. Понимаешь, о чем я?

Гуров кивнул:

– Понимаю, Глеб. Это не жутик с манекенами и загримированными актерами вместо трупов. Но, думаю, справлюсь.

– Тогда вот еще что: постарайся не делать резких движений – это сразу в глаза бросается. Плавненько так, как будто по грудь в воде бредешь. И самое главное: стреляй только в случае крайней необходимости. Опасаюсь, что на единственный выстрел они со всей деревни сбегутся, можем и до укрытия не добежать. Как будто бы все. Ну так что, потопали? В том же порядке, как и раньше: я первым, ты за мной. И почаще оглядывайся.

– Потопали, Глеб.

До водонапорной башни добрались без всяких проблем. Сначала шли по окраине парка, вдоль растущих у обочины аккуратно подстриженных кустов акации. По правую сторону от них проходила асфальтированная дорога с обязательными заплатками и выбоинами, на другой стороне которой тянулся забор из бетонных плит. Что за ним, Глеб определить не смог, но за эту сторону можно не беспокоиться: перемахнуть через такой высокий забор твари не в состоянии.

Слева располагался парк. Клены, тополя, ясени, вишни, березки и вяз. Могучий, метра четыре в обхвате, Чужинову таких и видеть-то еще не приходилось.

«Наверняка с ним какая-нибудь местная легенда связана», – почему-то подумал он.

Сзади, где-то на краю, виднелась хоккейная коробка с бортами, выкрашенными в зеленый цвет, почти неразличимая сейчас, летом, когда и без того все вокруг зеленело. В глубине парка стоял обелиск с ярко цветущими вокруг него клумбами в память о солдатах, погибших на той ужасной войне, которая затронула практически каждую семью, и таких обелисков, разбросанных по всей огромной стране, тысячи. Если не десятки тысяч. Кто их считал?

– Мы сами будем ли достойны, чтоб нас помнили? – неожиданно произнес Олег.

Глеб взглянул на него, чтобы увидеть: Гуров смотрит в сторону памятника.

– Чего это ты вдруг?

Олег пожал плечами:

– Да так, песня одна почему-то вдруг вспомнилась.

«Ему страшно, и он пытается себя приободрить, – понял Глеб. – Но держится молодцом».

Шли не быстро, вслушиваясь в звуки вокруг, пытаясь среди птичьего щебета услышать тяжелый топот и хриплое дыхание, чтобы вовремя успеть забраться на деревья. Тогда, на поле, оба они, и Глеб, и Олег, вначале обратили внимание на шум, и только после него хищники и появились.

Наконец парк закончился. Остановились под дубом, кряжистым, раскинувшим ветки далеко в стороны, внимательно разглядывая окрестности. Отсюда до самой водонапорной башни тянулся пустырь, на котором росло лишь несколько молодых топольков, тонких, не способных выдержать вес человека.

– Тишина жуткая. – Гуров поморщился. – А ведь мы уже почти до центра добрались.

На самом деле полной тишины не было. Легкий ветерок шумел листьями над головой. Стайка воробьев пронеслась мимо по своим воробьиным делам, весело между собой переговариваясь. Огромный жук, сосредоточенно жужжа, едва не ткнулся в лицо Гурова, и тому пришлось отмахнуться. Из травы доносился стрекот кузнечиков. Но это было все. Ни звонких голосов детей, ни шума сельскохозяйственной техники, ни музыки из проезжающей мимо машины. Так что прав Гуров: тишина жуткая.

– Олег, сейчас еще не поздно вернуться, потом будет значительно сложнее. Не передумал?

– Как ты там говорил: «Делай или не делай, но не пытайся»? – улыбнулся Гуров, и улыбка у него совсем не походила на вымученную. – Пошли.

– Идем, – кивнул Чужинов. – Только теперь идем быстро, но по-прежнему без резких движений. И оглядываемся по сторонам, оглядываемся.

«И как это делается, чтобы и так и этак одновременно?» – Олег посмотрел на Чужинова, чтобы постараться скопировать его походку.

Вплотную к башне приближаться не стали, обойдя ее стороной. Теперь их путь лежал вдоль забора. Поначалу все шло гладко: сразу за забором теснились сараи, сеновалы, где задние стенки некоторых строений были его частью. Затем все они закончились, забор сплошь начал представлять собой натянутую между столбиками сетку рабицу, до сельского клуба оставалось еще порядочно, и они застыли на месте, прислушиваясь и осматриваясь.

– Олег, видишь?

Гуров вгляделся в ту же сторону, что и Чужинов. Спустя некоторое время сообщил:

– Нет.

– На дороге возле школы, там еще знак «Осторожно: дети», чуть сбоку от него.

– Вот теперь вижу… парочка. И, по-моему, они бегут в нашу сторону.

И Олег, и Глеб, не сговариваясь, оглянулись назад, прикидывая расстояние до ближайшего сарая, чтобы снова посмотреть на дорогу у школы.

– Все, как будто бы они свернули.

Чужинов на всякий случай взглянул в бинокль, чтобы убедиться точно.

– Так, Олег, теперь пригибаемся, насколько можно ниже, и быстренько до самой лестницы. И обязательно посматривай по сторонам, не забывай.

– Забудешь тут, – буркнул Гуров и тут же заметно напрягся. – Слышишь?

Откуда-то из-за домов донесся выстрел.

«Из ружья, – определил Чужинов. – И калибр явно не мелкий».

Попал ли в цель неведомый стрелок, понятно не было. И по звукам определить нельзя: тогда, на поле, твари валились под пулями молча, не рыча, не взвизгивая, и лишь хрипели, скалясь.

– Вперед, Олег! Возможно, сейчас они на звук выстрела бросятся. Главное, чтобы позади нас никого не оказалось.

Гуров и представить себе не мог, что умеет передвигаться так быстро почти на карачках. И за Чужиновым поспевал, еще и по сторонам поглядывал.

– Олег, давай первым, – приказал Глеб, когда они наконец оказались под лестницей.

Тот подпрыгнул, ухватился за прут и, резко подтянувшись, перекинул правую руку на следующий. Мгновение, и он оказался на крыше.

– Давай, Глеб, – сказал он, и тут же его голос сорвался на крик: – Глеб!!!

Трехточечный ремень – вещь замечательная. Немного практики, и сразу оценишь его по достоинству. Миг, и оружие висит у тебя поперек груди. Или на груди, но стволом вниз. Или за спиной, рядом с рюкзаком, если он имеется, причем друг другу они не мешают абсолютно. Что особенно хорошо: даже на бегу оружие руками придерживать практически не надо – как повесил, так и висит. Стоя лицом к лестнице, Чужинов потянул автомат, чтобы пристроить его за спину – карабкаться наверх так будет удобнее, когда краем глаза уловил движение сбоку. Именно в этот момент Гуров и проорал сверху его имя.

Из-за ближнего угла здания показались сразу три твари и без раздумий бросились к Глебу. Три выстрела слились почти в один: два чужиновских и один из карабина Гурова.