Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки - Ксения Мэо

в голове различные варианты. И вдруг снова слышу, как меня зовут. У самой таверны стоят Матильда. Она ведь вчера тоже поделилась своими запасами. В мешочке, который принес Джон, были орехи и сушеные коренья.

Матильда кланяется и молчит, словно собирается с силами, чтобы сказать что-то очень важное. Не тороплю. Просто улыбаюсь. Наконец она решается:

— Ваше Величество, — говорит едва слышно. — У меня для вас есть предложение. Мы с соседками посоветовались и решили, что вам можно доверять. Только… — она мнётся и кидает выразительные взгляды на моего охранника.

— Джейкоб, будь добр, отнеси корзину на кухню и проверь, как дела у Виктора и Бетти.

Когда здоровяк заходит в дом, предлагаю Матильде пройти за таверну. И там, удостоверившись, что никто не подслушивает, она наконец открывает мне причину визита.

35

Недаром я еще в первые дни обратила внимание на необычный цвет одежды здешних жителей — насыщенный тёмно-зеленый. Глубокий, напоминающий оттенок изумруда или молодой весенней листвы. Самое главное — краситель невероятно стойкий. Он не стирается и не выцветает.

Секрет его производства передается местными женщинами из поколения в поколение от матери дочерям. И это — главная тайна Зеленой деревни. За столетия существования поселения было множество попыток выведать тайну, но никому это так и не удалось.

И со временем попытки прекратились. О деревне с ее чудесным красителем просто забыли. И вот, кажется, наступили дни, когда хранительницы секретной технологии готовы поделиться ею с чужачкой, то есть со мной.

Это высшая степень доверия и благодарности. А еще шанс вытащить деревню из нищеты. Осталось состряпать бизнес-план и убедить женщин в его реалистичности. Иначе проку от этого тайного знания ноль.

— Ваше Величество? — робко обращается ко мне Матильда.

Вздрагиваю. Оказывается, после откровения жены плотника я впала в глубочайшую задумчивость и так и стояла, уставившись в одну точку.

— Матильда! — с воодушевлением обращаюсь к женщине. — Собери мастериц и после обеда приходите ко мне в таверну. У меня есть идея, как заставить Зеленую деревню процветать.

На взволнованном лице крестьянки появляется улыбка. Женщина кланяется, лепечет обещания и в спешке покидает меня.

Медленно возвращаюсь к главному входу. Я всё еще обдумываю детали плана. Главное, сделать надежную основу, а нюансы оговорим в беседе. Истории из моего мира подсказывают, что у меня есть шанс.

Индиго, кармин и пурпур в более древние времена, а в недавнем прошлом фуксин — примеры того, как цвет одежд менял историю, развивал технологии, поднимал экономику стран и делал людей невероятно богатыми.

Вхожу в таверну, всё еще погруженная в размышления. И вдруг слышу нарочитое покашливание. Мой единственный надоедливый постоялец стоит на втором этаже и с любопытством рассматривает меня, затем выпрямляется, потягивается и как бы невзначай спрашивает:

— Еще обеда нет, а вы уже куда-то ходили.

Да какое ему, черт подери, дело⁈ Шныряет тут, влезает, куда не просят… Хочется рявкнуть, особенно из-за его щупающего взгляда, но я сдержанно отвечаю:

— У хозяйки таверны всегда полно дел.

— М-м-м… Например, обниматься с телохранителем? — не унимается Эгберт. — Я всё видел, мадам.

Откуда только берутся такие? Сплетники. Выдумщики. На самом деле хочется наградить его более крепким и подходящим словцом, но я как-никак императрица. Не положено мне выражаться, словно портовой прости-господи-тутке…

Вежливо улыбаюсь. Кажется, эта реакция у меня уже на уровне инстинкта. Интересно, когда меня будут казнить, я тоже буду вежливо улыбаться палачу и судьям? Отметаю мысли о казни. Делаю грустное лицо и цокаю языком:

— Какая жалость! Такой молодой, и уже…

Эгберт иронично вскидывает бровь, заинтригованный моей реакцией. Он спускается по лестнице и направляется ко мне. Пока он двигается, продолжаю болтать:

— Туннельное зрение… — сокрушенно качаю головой. — Это когда не видишь, что по бокам, только то, что в центре. Если бы с вашими глазами было всё в порядке, вы бы рассмотрели толпу крестьян вокруг нас с Джейкобом, которые разбирали дом. И уж точно увидели бы, что мой охранник не обниматься лез, а рывком выдернул меня из-под упавшей стены дома. Очень жаль… Очень жаль… Ведь ваша болячка не лечится!

Эгберт уже в шаге от меня. Он останавливается, смотрит на меня сверху вниз повелительно, а потом кивает с коварной ухмылкой.

— Спасибо за беспокойство, мадам, — произносит чуть опустив голову. — Обязательно проконсультируюсь с лекарем. Но ведь и у вас не всё хорошо с глазами. Вы видите в людях только хорошее и не замечаете опасностей. Вы уверены в своём охраннике? Видок у него тот ещё — вылитый головорез!

На этом Эгберт меня обходит, едва не задевая плечом, и покидает таверну, хлопнув дверью.

Стою и обтекаю. Есть в словах этого наглеца нечто, что заставляет беспокоиться! Действительно, почему-то ведь муж приставил ко мне этого здоровяка. Не за красивые глаза же!

Вдруг у Джейкоба есть какой-то тайный приказ. Например, следить за мной. Может, даже придушить меня во сне… Нет! В это я точно не поверю! Уж слишком он меня бережет. У него был миллион возможностей сделать это. Если бы у него был приказ от меня избавиться, то, к моему стыду, Джейкобу достаточно было бы меня просто не спасать.

Но выведать всё же стоит. Хм-м-м. Кажется, у меня есть идея, как это сделать. Поднимаюсь к Бетти. Она выглядит намного лучше. Лоб горячеватый, но это уже субфебрильная температура. Лихорадки нет. Да и кожа уже не такая бледная.

Бетти сидит в кровати с прикрытыми глазами, привалившись спиной к подушке. Рядом с ней пяльцы и вышивка. Беру и рассматриваю. Это сердце, в центр которого вписаны инициалы Б. и Дж. Работа очень тонкая, кропотливая. Я бы ни за что не смогла так заморочиться.

— Какая прелесть, Бетти! — моё восхищение совершенно искреннее. — Это для Джейкоба?

Девушка густо краснеет:

— Да, Ваше Величество…

Сажусь рядом с ней и придвигаюсь поближе. Доверительным тоном спрашиваю:

— Он тебе нравится?

— Он хороший… — кивает фрейлина. — И заботливый, и храбрый. И добрый. И очень много умеет. И мне кажется, я тоже ему… нравлюсь…

Под конец фразы она мечтательно смотрит в окно.

— Я так за тебя рада! Но не слишком ли ты спешишь? Ты хоть что-то о нём знаешь?

Бетти поворачивается ко мне. В глазах мелькает обида и детское упрямство. Она горячо возражает:

— А вот и знаю, Ваше Величество!