Спасти нельзя развестись - Екатерина Серебрякова

– Я все понимаю, почитываю иногда желтую прессу. Место для меня не главное. Хотелось встретиться с Вами. Может быть, на «ты»?

Я в упор смотрела на мужчину, который как две капли воды походил на моего свекра, и не понимала, какие цели он преследует.

Рафаэль выглядел открытым, расположенным к диалогу. В его глазах я видела даже долю волнения, присущую первой встрече. Не было ощущения, что он пришел сюда, чтобы что-то вынюхать.

– Можно и на «ты», – согласно кивнула я. – Давай на чистоту, хорошо? Рассказывай, зачем приехал.

На секунду мужчину смутил мой вопрос, он даже поджал губы в попытках скрыть улыбку. Но быстро вернул себе прежнее спокойствие.

– Выглядит так, будто за куском семейного имущества, да? – я не могла не кивнуть. – Я не гонюсь за активами вашей семьи, Ольга. Папа и без того обеспечивает нас с мамой, да и в Италии у нас семейный бизнес. Своя винодельня. Обязательно пригласим в гости через годик или полтора, чтобы ты смогла насладиться визитом к нам сполна.

– Очень любезно.

– Нет, в самом деле. У меня нет цели участвовать в дележке семейного бизнеса после развода отца с его женой. Он говорил, что нам перейдут деньги, мне этого более, чем достаточно.

– Тогда зачем появляться в России в разгар разлада между Миролюбовыми?

Я ощущала себя в шкуре пронырливой журналистки, которая прощупывает почву и пытается нащупать правду. Эта правда была, и я точно это знала. Но Рафаэль, как любая публичная личность, был готов даже к самым каверзным вопросам.

– Я не знал о разводе. Отец говорил, что он помирился с женой и они даже живут в одном доме. Я не подумал, что конфликт не окончен, поэтому решил приехать в Россию, чтобы познакомиться с семьей.

– Ты всерьез считаешь нас своей семьей? Думаешь, я в это поверю? – наверное, мое лицо выражало весь спектр эмоций, которые я ощущала в тот момент. Рафаэль понял, что его актерская игра оставляет желать лучшего.

– Я не ждал, что меня встретят здесь с распростертыми объятиями. Мы никогда не были семьей и, наверное, никогда ей не станем. Вы не знали о существовании меня и мамы, а я знал о вас с самого детства.

– Знал и ненавидел? – я ухмыльнулась и с вызовом посмотрела на мужчину, который, в отличие от меня, не метал саркастичные фразочки и не спешил язвить.

– Нет… Мама преподносила мне это так, что мы вторая семья отца. Что это его выбор приезжать к нам лишь раз в месяц, звонить раз в неделю. Я рос и думал, что это нормально. Но ребенком не понимал, почему где-то там далеко у меня есть папа и братик, а я не могу с ними увидеться.

– Что изменилось теперь?

– Я вырос и понял, почему я не мог с ними увидеться. Это бы разрушило судьбы сразу нескольких людей. Но теперь, когда все в курсе, я рад возможности увидеться с семьей.

– И начал с меня?

Этот вопрос прозвучал уже мягче.

Как бы я не хотела вывести Рафаэля на чистую воду, его история звучала правдоподобно и даже… Трогательно.

То ли человечность, то ли материнский инстинкт, но я прониклась сочувствием к человеку, который тридцать лет жил с мыслью, что его отец является в первую очередь отцом для другой семьи.

В конце концов, может быть, этот мужчина, который тридцать лет назад стал внебрачным ребенком российского бизнесмена и итальянской девушки, и впрямь ни в чем не виноват, а просто хочет почувствовать семейное тепло, которого он был лишен на долгие годы?

– А к кому мне было идти? К брату, который сейчас видит в моем лице главного врага? К Галине Яковлевне, у которой едва не остановилось сердце, когда она узнала о моем существовании?

Тут мне было нечего возразить. Я и впрямь могла стать единственным мостиком между двумя этими семьями.

– Ты хорошо говоришь по-русски, – заметила я невпопад.

– Спасибо. У мамы были русские корни, и меня с детства учили двум языкам.

– А твоя мама? Как она относится к этой ситуации? К разводу своего мужчины?

– Они с отцом не общаются несколько лет. Она расстроилась, что у него неприятности, но не более.

История звучала уж слишком сладко.

Если верить словам Рафаэля, в Россию он и впрямь приехал, чтобы познакомиться с братом, не зная о том, что Миролюбовы в шаге от развода.

Если он не претендует на акции холдинга, только на деньги Григория Борисовича, прямой угрозы он нам тоже не представляет.

Ко всему прочему его мать уже не является любовницей моего свекра, а значит нельзя говорить и о том, что он хочет окончательно разрушить брак Миролюбовых, чтобы дать возможность родителям быть вместе.

– Я не могу заставить тебя поверить мне, – Рафаэль прочитал или мои мысли, или эмоции, написанные на лице. – Сама убедишься, что я здесь не чтобы насолить вам.

– И как долго я буду убеждаться?

– Уже выгоняешь? – я отрицательно качнула головой в ответ на ухмылку мужчины. – Не переживай, стеснять не буду. Хочу наладить отношения с отцом, познакомиться с тобой и Борисом. Вообще подумывал встретить здесь Новый год. Пригласите к себе в гости?

– Посмотрим, – я хмыкнула, скрывая улыбку за высоким бокалом с апельсиновым соком. – Не думай, что мы теперь лучшие друзья или что я на твоей стороне.

Рафаэль развел руками, как бы намекая на то, что подобных мыслей в его голове и не было.

К моменту, когда трудный разговор закончился, нам принесли заказанные блюда, и ужин проходил уже под непринужденную беседу.

– Племянник или племянница? – мужчина кивнул в мою сторону, указывая взглядом на живот, который еще едва ли было видно.

– Рано говорить об этом. Срок небольшой.

– Борис, должно быть, очень рад? Я ведь даже не знаю какой он… В интервью прессе всегда очень сдержанный, собранный, холодный.

– Статус обязывает, – я отставила пустой бокал в сторону и устало откинулась на спинку жутко неудобного деревянного стула. – Дома он очень заботливый, внимательный, чуткий. Мы рады, что скоро станем родителями. Хотя в нашем возрасте это, конечно, то еще испытание.

– Брось! По европейским меркам вы еще молоды для рождения ребенка!

Если не учитывать, что Рафаэль был внебрачным сыном моего свекра, человек он хороший.

Мы поговорили как старые знакомые, затронули какие-то глобальные темы, вскользь коснулись наших семей.

Создалось впечатление, что мужчина и впрямь просто хочет наладить контакт со мной, чтобы в семье был хоть один человек, который испытывает к нему чувство, отличающееся от ненависти.

Впрочем,