Че Гевара, который хотел перемен - Збигнев Войцеховский

«И он был жив, – вспоминает она. – Он шел вроде бы свободно, без наручников или чего-то такого. Мой дедушка был важной фигурой в провинции на протяжении десятилетий. Наша семья отличилась во всех войнах Кубы за независимость. И это была новостная передача, поэтому какое-то время мы не придавали этому значения. Мы все смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Моя бабушка даже приложила руку к груди и возвела глаза к небу, по-видимому, испытав облегчение. Мой дедушка на экране не выглядел испуганным, и не похоже было, что его к чему-то принуждают».

Затем угол камеры изменился, и было видно, что Рохас стоит, подняв руку вверх, и что-то говорит. «Нам потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он стоял перед толстой бетонной стеной. Моя мать нахмурилась. Бабушка прищурилась и наклонилась поближе к телевизору».

Затем камера отъехала назад, угол вновь изменился, и в поле зрения попали винтовки – винтовки, которые указывали на Рохаса.

«Нет! – начала кричать моя мать. – Нет!» Бабушка и мама бросились друг к другу и обнялись. Мой дедушка стоял перед одним из расстрельных отрядов Че! Но – как и следовало ожидать от деда – он отказался завязывать глаза и стоял с палачами лицом к лицу.

Он готовился отдать приказ…»

«Фуэго!» – скомандовал полковник Корнелио Рохас, и дедушка Барбары был застрелен на глазах у всей его семьи. Это было ужасно наглядное убийство. Камера приблизилась, чтобы показать израненную голову и тело, сочащуюся кровь.

«От этого ужасного зрелища моя бабушка рухнула на пол, – вспоминает Барбара. – Мама кричала. Я плакала. Мы бросились к бабушке – помните, моя мама была тогда на шестом месяце беременности. «Проснись! Проснись!» – плакала я, пытаясь заставить бабушку очнуться».

Однако ничего уже нельзя было поделать. С бабушкой Барбары случился сердечный приступ, и вызвало его дьявольское зрелище на кубинском национальном телевидении. Она воссоединилась с мужем, с которым счастливо прожила сорок лет.

«Через несколько минут, – вспоминает Барбара, – у убитой горем матери начались родовые схватки. Ей удалось связаться с некоторыми соседями, и они бросились на помощь. Она родила моего брата, преждевременно, прямо в ее спальне. Тело моей бабушки по-прежнему лежало в гостиной, а окровавленный труп деда лежал у выщербленной пулями стены. До сих пор мы не знаем, где он был похоронен. В братской могиле, думается нам, как и многие другие. Убийца Че Гевара даже не дал нам последнего утешения – похорон, чтобы мы могли поставить крест или принести цветы моему убитому деду… Как можно забыть такое? Эти воспоминания не дают мне покоя до сих пор».

Каридад Мартинес было десять лет в марте 1959 года, когда группа геваровских милисианос ворвалась в их дом с двумя наспех сколоченными деревянными ящиками, по форме едва напоминавшими гробы, и сбросили на пол их скромной гостиной. «Это Хасинто (отец Каридад), – рявкнул бородатый головорез, указывая на один их них. – А это Мануэль (дядя Каридад). И чтоб никаких тут похорон, никакой показушной демонстрации скорби и горя!» Они оглядели посеревших от страха женщин и испуганных детей, за них цеплявшихся, а затем вышли и поехали обратно в Ла-Кабанью, где милый «папа Че» днем ранее радостно наблюдал за казнью отца и дяди Каридад из его любимого окна.

«Наша семья уже никогда не была прежней, – говорит Каридад. Ей сейчас пятьдесят пять, но, вспоминая о событиях тех ужасных дней, она все еще плачет, не скрываясь. – Моя мать превратилась в собственную тень, апатичную и безразличную, и оставалась такой вплоть до самой смерти. Я часто плакала в нашем дворике, забиваясь в самый дальний угол, где никто не мог меня увидеть. Я была маленькой девочкой и боялась, что люди Че вернутся и покарают нас, если увидят меня плачущей».

Публичные расстрелы Гевары служили одной цели – запугивать и устрашать. Убийство Корнелио Рохаса в прямом эфире было первой версией того, на чем позже станут специализироваться в Интернете профессиональные террористы. Тысячи прочих кубинских матерей, дочерей, сестер и бабушек просто удостаивались анонимного телефонного звонка, и безразличный голос в трубке сообщал им, что тела их мужчин – бывших заключенных – теперь находятся на кладбище Колон. Как правило, это были безымянные массовые захоронения. Посетить их и поставить на них крест или цветы означало неминуемое возмездие от головорезов «папы Че».

«У меня и у тысяч других маленьких девочек на Кубе этот аргентинский трус, этот подлый убийца навсегда украл поцелуи и объятия наших отцов, – говорит Барбара Рэйнджел-Рохас. – Когда я вспоминаю о мужественной смерти моих дедушки и дяди, на ум мне неизменно приходят знаменитые слова Че Гевары, которые он выкрикивал, сдаваясь в плен: «Не стреляйте! Я Че! Я стою больше живым, чем мертвым!» И тогда мне хочется истерически смеяться. Хотя нет. Мне все так же, как в детстве, хочется плакать».

Публичное убийство деда Корнелио не было единственным горем семьи Рохас. Два года спустя дядя Барбары, семнадцатилетний Педро, ранее бежавший в США, вернулся на родину и высадился в заливе Кочинос с винтовкой в руках, готовый любой ценой освободить Кубу от Че Гевары.

После трех дней непрерывных боев на этой обреченной земле юный дядя Барбары сходил с ума от жажды и практически бредил; лицо его превратилось в свирепую и отчаянную маску. Офицер ЦРУ по имени Грейстон Линч, который проводил подготовку, подружился с этими людьми и сражался с ними бок о бок. На третий день битвы он оказался на флагманском корабле США в тридцати морских милях от берега. Полученные из Вашингтона сообщения ясно давали понять, что десантников бросили. Ни патронов, ни прикрытия с воздуха, ни подкреплений, ни военно-морской поддержки – ничего этого можно было уже не ждать. Линч был взбешен и удручен. Он радировал своим братьям по оружию и предложил эвакуировать их.

«Никакой эвакуации! – проорал командир Педро Рохас в свой передатчик, в то время как вокруг тысячи четырехсот его покинутых братьев по оружию сжималось кольцо из советских танков и армии коммунистов численностью сорок одна тысяча солдат. – Мы пришли сюда, чтобы сражаться! Здесь мы и останемся!»

«В моих глазах стояли слезы, – вспоминает Линч. – Никогда за все тридцать семь лет моей жизни мне не было так стыдно за мою страну».

Израсходовав последний патрон на этом кровавом пляже, семнадцатилетний Педро Рохас был схвачен и хладнокровно убит наемниками Че Гевары.

Все биографы отмечают склонность Че как к гуманитарным, так и к точным наукам. «Он интересовался всем – от социологии и психологии до математики и проектирования. В домашней библиотеке Че Гевары было около трех тысяч книг», – пишет бывший редактор журналов «Тайм» и «Ньюсуик» Джон Герасси.

Хорхе Кастанеда писал: «Слабый мальчик, страдающий астмой, мог часами с упоением читать. Ему нравилась классика детской литературы того времени, а также Роберт Льюис Стивенсон, Джек Лондон, Жюль Верн. Кроме того, Че с удовольствием знакомился с творчеством Сервантеса, Пабло Неруды, Анатоля Франса. Он перечитал книги всех лауреатов Нобелевской премии в области литературы и часто горячо обсуждал их с преподавателями истории и литературы».