Смотрящий по неволе - Александр Логачев

А пришлый человек, то есть представитель брокерской фирмы, следом за рослым парнем вышел из цеха. Было где-то три часа пополудни. Солнце продолжало бодаться с тучами с переменным успехом. Снаружи нефтяная вонь першила в горле еще сильнее, чем в цеху.

Место, куда представитель попал, ему сразу не понравилось. С одной стороны стена в колючей проволоке по верху, с другой – груды, горы, перинеи стружки. Синей стружки, витой, как волосы у негра; белой стружки, начесанной, как рыбья чешуя; желтой стружки, собравшейся в тугие диванные пружины.

И тут рослый парень с разворота зарядил представителю в пятак. Только из сопатки сопли пополам с кровищей чвыркнули Бахчисарайским фонтаном. И представителя унесло в колючие и острые груды, горы и перинеи стружки. А парень еще пару раз пнул ногой, расстегнул штаны и помочился на выпавшие из новенького портфеля бумаги.

– Не убедительно агитировал, – как бы в оправдание своим действиям и совершенно беззлобно (точно так же беззлобно, как выступал дед Михей) сообщил парень распятому стружкой представителю и вернулся в цех.

«...При расследовании причин, приведших к смерти начальника Виршевского управления внутренних дел Ивана Ивановича Удовиченко, родившегося в Степанокерте 23.06.47 результаты экспертизы можно трактовать двояко. Зарегистрированное главврачем Виршевской районной больницы Вахтангом Шотавовичем Габуни отравление питьевым спиртом при повторном вскрытии трупа подтвердилось. Однако на теле потерпевшего обнаружены следы неоднократных побоев, имеет место и черепно-мозговая травма...»

Из докладной записки лейтенанта Готваника на имя начальника специальной комиссии подполковника Среды

По Виршам чуть ли не строем днем и ночью, и в солнце, и в непогоду колбасились пришлые менты: без счета и старших, и младших ментов. Сергей просрал Виталию Ефремовичу в этом вопросе. Вирши все таки стали официальной криминальной столицей Ленобласти. Сергей просрал еще круче – он числился главным подозреваемым по эпизоду о насильственной смерти Ивана Ивановича Удовиченко. Заметут – вышак гарантирован.

Через полчаса наблюдения за окресностями из кустов жасмина не заметивший ничего шухарного Сергей отпер дверь квартиры и ступил во мрак. Затравленный, дальше некуда. Завтра он сменит малину, слишком часто здесь мозолился – на самом деле всего четыре раза. Но сегодня напоследок выспится. Спать ему хотелось до обморока. Так и представлялось – сейчас нашарит выключатель и врубит свет, жрать не станет, только сбросит туфли и прямо в одежде рухнет в койку. И пусть весь мир катится подальше.

– Не надо включать свет, – спокойный ровный, словно не человек говорит, а радио, голос остановил руку Шрамова, лапающую стену в поисках выключателя.

Это было неприятно, будто у тебя на руках очко, а у банкующего два туза; это было нерадостно, будто в спальный мешок залез скорпион; это было стремно, будто по амнистии тебе не списали трешник, а набавили четверик. Спать, мать его, тут же перехотелось навсегда. Сергей Шрамов постарался бесшумно переместиться на пару шагов вдоль стены подальше от выключателя. Пусть тот, кто в темноте прячется, не четко шарит, где в данный момент находится хозяин квартиры.

– И рыпаться не надо, – засмеялся с такого дешевого маневра и невидимый, – Свет включать не надо не потому, что я прячу свое лицо. А потому, что я сюда попал десять минут назад и обнаружил на кухне включенный газ. В смысле – без огня. Я форточку-то открыл, но не уверен, что уже все выветрилось.

– Что-то я нифига не чувствую? – пошмыгал носом Сергей, – А может, все же ты гонишь? А может, на самом деле ты не жаждешь, чтоб я рожу твою узнал? – не зачем было просвещать темноту, что Сергей пестовал Жасмин полчаса, а с другой стороны сторожил те же полчаса ушлый Макар. Так что «десять минут» – лажа бессовестная.

– До чего ж с вами, урками, неприятно общаться. Все-то у вас «рожи» да «хари»... Не разглядел бы ты мое лицо даже при дневном свете. Я в приборе ночного видения. И, кстати, ствол у меня в руке с глушаком последней модели.

Шрам мысленно представил, что вот, где-нибудь в темноте сидит, или стоит человек, нацепив коробку, похожую на противогаз. Так и захотелось сказать: «Ну и рожа у тебя, Шарапов!». Но не сказал – слишком примитивно.

– Ложил я на все с прибором! – включил нагляк Шрамов, однако свет врубать решил погодить, – Ну-ка говори, что ты за птица?

– Ну, чтоб упростить беседу, объясню – я представляю интересы очень серьезных людей. Их уровень – не разборки, а политика. Слыхал ты что-нибудь про белорусскую мафию?

– Ага. Героин из картошки вместо крахмала гонят.

– Зря хамишь. Вот ведь есть мафия хохлов, и никто не удивляется. Есть еврейская мафия, и об этом все знают. А разве это круто, если все знают, что есть такие организованные преступные группировки? На мой взгляд люди, об которых никто ничего не знает, стоят гораздо круче? Согласен?

– Чтоб я спорил?

– И сам пораскинь умишком – в Питере сто тысяч белорусов. Так неужели эта сила сидит себе, кукует и никак не объединяется? – голос гостя был предельно серьезен. Серьезен, как у диктора программы «Время». И, наверное, по этому мерещилось, что сейчас гость вдруг как заржет и типа скажет: «Ладно, урка, лапы вверх! Ты на мушке у бравого капитана милиции Каталкина!»

– Допустим, поверил. И что от меня бульбашам надо? И бульбаши, выходит, пасть на нефтекомбинат раззявили?

– Опять мыслишь, как урка. А я же сказал, что мы – сила политическая. И кроме нас есть другие силы, которые за каждым нашим шагом следят зорче Зоркого Сокола и пограничника Карацупы. По паритетному соглашению мы не имеем права претендовать на Виршевский нефтеперерабатывающий. Во всяком случае пока. А вот постараться, чтоб на нефтекомбинате не зацепились неугодные нам американцы, мы в силах. Типа, нас устраивает просто расстроить сделку.

– А не гонишь? – пытаясь представить, где и как разместился в темноте сданной дядькой Макаром квартиры незваный гость, калякнул, абы что-то сказать, Сергей Шрамов. В голосе из темноты в натуре угадывалось слегка вывихнутое белорусское яканье. Или это Шрама спецом заряжают? Чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищна.

– Мне порожняки гонять некогда. Я к тебе по делу пришел поговорить. И разговор этот тебе больше, чем нам, нужен.

Вот после этого веского «нам» Сергей Шрамов почти поверил, что гость – серьезный, чуть ли не масштаба ФСБ. Была еще прикидка, что Серегу спецом зашугивают, чтоб потянуть время и подтянуть силы. Типа, не будет наивный человек опасно дергаться, услыхав, что его навестили такие важные персоны. На выход не скакнет, считая, что все оцеплено. Но прикидка эта выглядела жидковато. Если эти, кто они там на самом деле, вычислили его хазу, то при желании повязать или вычеркнуть из животрепещущих проблем проблему под названием Сергей Шрамов – уже бы вычеркнули, или повязали.

– Лады. Верю. Здравия желаю, товарищ капитан. Это у меня продается славянский шкаф. И вам привет от полковника фон Штольца, – ошибался Шрам, когда решил, что спать перехотелось. Снова усталость навалилась ватным одеялом. Ведь он сегодня весь день, высунув язык... И на комбинате побывал, и перед профсоюзом ободряющую речь двинул. И дважды на ментовские засады чуть не подсел. И бабки стряс с тех ларечников, которые в положенное время прибздели под него становиться.