Принцессам зеркала не врут - Татьяна Тронина

– Да, знаю, – кивнула мама. – Кстати, завтра мы идем к бабушке.

Боря Фещенко не спал всю ночь – его мучили кошмары. Три раза он выходил на кухню попить воды и два раза слушал радио. Правда, по радио ничего интересного не было – несколько раз сказали про погоду, какая она будет завтра и чего от нее ждать этим летом, потом передавали заунывные песни, наверное, вместо колыбельных, а еще долго и нудно рассказывали, как правильно медитировать.

Что такое медитировать, Боря примерно знал – это когда ни о чем не думаешь и тупо смотришь в одну точку. Но тут он решил, что это медитирование как раз может ему очень помочь. Он сел в позу лотоса, скрестив ноги, сложил ладони у груди, уставился прямо в духовку газовой плиты и попытался расслабиться и ни о чем не думать, как советовали по радио.

За стеклом духовки царила полная темнота, и смотреть в нее было довольно-таки неинтересно и даже неприятно – впечатление было такое, будто смотришь куда-то в глубокий колодец, которому нет конца и краю. А главное, не думать не получалось.

В голову лезли мысли об Эле и о том, что он потерял ее навсегда. Такая девушка, как она, не захочет иметь дело с преступником. Боре было уже все равно – заберут ли его в милицию, или Толян с Лёнчиком придут к нему мстить. (Толян наверняка не простит такого с ним обращения, особенно после того как пролежит целую ночь связанным, на стадионе.) Эля никогда уже не поздоровается с ним, Борькой, пройдет мимо, презрительно сжав губы. И правильно сделает, нечего было ради денег во всякие авантюры пускаться.

Толян хитрый и жестокий, ему нравится мучить людей, причем используя их привязанности. Ну да – осенило юношу – этот бандит хорошо понял, как дорога Боре Эльвира. А вдруг он использует свое знание!

Борька увидел в глубине духовки страшную картину – как Толян узнает, где живет Эля, и совершает что-нибудь такое, что причинит ей боль. Толян знает, что если Эле будет больно, то и ему, Борьке, тоже.

– Этого нельзя допустить! – твердо решил Боря Фещенко. – Надо что-то придумать!

Из духовки вдруг вынырнуло строгое лицо Пал Петровича Нечипоренко и сказало грозно, шевеля усами: «Ты еще увидишь у меня небо в алмазах, Фещенко!» И духовка заискрилась яркими огнями, как звездное небо ночью.

– Борис! – На кухню вышла Роза Ивановна, Борькина мать. – Ты что это тут делаешь?!

Ее сын сидел в странной позе на полу, сложив ладони у груди, и что-то тихо бормотал, словно молитву читал.

– Борька! – заплакала мать. – Да ты лунатик, что ли! Сидит на полу, на плиту нашу молится. Ой, нет мне счастья в жизни – единственный сын, да и тот с ума сошел!

– Мама, мне не спалось просто! – вскочил Борька, перепуганный. – Я это… медитировал.

– Чего? – подозрительно сощурилась мать.

– Ну, как индийский йог.

Как ни странно, это объяснение еще больше расстроило Розу Ивановну.

– Ах, как индийский йог, – убитым голосом повторила она. – Тогда понятно, почему ты молился. Борька, признавайся, ты в секту вступил, да? Ну, к этим, которые в оранжевых рубашках с барабанами бегают и «харе Кришна, харе Рама» поют? Я передачу смотрела, как ребят всякие негодяи в секты затаскивают и они потом словно лунатики делаются.

– Мам, да ты что! – засмеялся Борька. – Мне не спалось, и я позу лотоса принял, как только что по радио советовали. А вдруг, думаю, поможет?

– Ну что, помогло? – спросила мать, немного успокоившись.

– Да врут они все! Есть старый способ – надо овец считать.

Утром, едва рассвело, он быстро подмел свой участок и побежал к трехэтажному зданию на соседней улице. Там находилось отделение милиции. Он сел на лавочку под стендом с портретами «Их разыскивает милиция» и стал ждать.

В восемь часов появился Пал Петрович – он шел с папочкой под мышкой и что-то тихонько насвистывал себе в усы.

– Пал Петрович! – подскочил Борька, Нечипоренко даже от неожиданности свою папку уронил.

– Фу, напугал! – рассердился он, поднимая ее. – Что опять случилось, Фещенко?

– Пал Петрович! – выпалил Борька, не давая себе возможности передумать. – Я должен сделать чистосердечное признание!

– Что сделать?

– Чистосердечное признание!

«Любовь, – пробормотала Оля. – Любовь! Любовь, почему ты не принесла мне счастья».

Сегодня был последний день перед каникулами. Лилит Антоновна раздала всем дневники с годовыми отметками, а Асаф Каюмович на последнем уроке сказал очень прочувствованную речь – о том, что надо с толком использовать каждую минуту и достойно провести это лето, чтобы потом не было мучительно больно за бесполезно прожитое время. В конце он опять приплел Достоевского – как тот в непрерывном цейтноте писал свои романы.

Все это Оля вспомнила, стоя перед зеркалом. Она пришла из школы и теперь собиралась ехать к бабушке. Мама с утра уже была у нее, но Оля не торопилась, она знала, что прежде ей необходимо совершить одно дело, отложить которое было никак нельзя.

– Любовь! – произнесла она вслух. – Как отличить тебя от обычного увлечения?

Она не дала себе труда переодеться – те же старые потертые джинсы, которые она очень любила, и летняя майка с короткими рукавами, на которой было написано по-английски – Top Secret. Косметичку она отложила в сторону, а волосы просто расчесала. Теперь на нее смотрела обычная девочка, а не принцесса Феона. Но такая ли уж обычная?..

– Пусть думает про меня что хочет, – пробормотала она рассеянно. Увиденная в зеркале картина не могла ее разочаровать, как Оля ни старалась. – Да что со мной такое, неужели я и вправду красавица?

Из зеркала на нее смотрело незнакомое существо с нежным румянцем, чудесными волосами, огромными, яркими глазами, которые были хороши и без всякой косметики (такие огромные глаза обычно бывают у девочек в японских мультиках), и было еще что-то такое в этом существе, непонятное. «Да я и вправду хорошенькая! – удивилась Оля. – Но почему же я раньше не замечала в себе этих перемен?»

Она вдруг почувствовала себя так легко и свободно, что ничего уже не боялась, она не боялась даже того человека в капюшоне, который вздумал играть с ней в прятки.

Вприпрыжку она добежала до троллейбусной остановки, сошла в знакомом месте. Теперь, днем, она чувствовала себя в безопасности – кругом ходили люди, было светло и по-летнему жарко. Она обогнула старый стадион и уже подходила к Никитиному дому, как вдруг увидела странную картину.

– Ой! – вскрикнула она и спряталась за дерево, которое росло у дороги. Картина, которую она увидела, была и страшной, и одновременно успокоительной – такое тоже случается. Во-первых, она увидела Толяна собственной персоной – зрелище, надо сказать, не очень приятное. А во-вторых…