Между - Альвдис Н. Рутиэн

– Силу курганов?

Гругин молчал.

– Неужели во всем мире никто не может сладить с ним?!

Гругин пожал плечами:

– Если ты напустишь на него Нинниау и Пейбиау – возможно, ты победишь. Только не сверкай глазами от радости, а подумай прежде, что станется с миром, если Гвин уничтожит хотя бы одного Быка. Ты готов платить такую цену за свою возможность гулять по Аннуину?

Марх опустил голову. Потом спросил:

– И больше никто?

– Сам Нудд. Только он почему-то веками не останавливает Гвина.

Король тяжело вздохнул.

– Быть может, с Гвином могли бы справиться ученики Нудда.

– Ученики?! У Нудда есть ученики? Кто? Где они?!

Гругин ответил с усмешкой:

– Про одного я знаю точно: он в замке твоей матери. В темнице.

– За что? Его можно освободить?

Гругин приподнял брови:

– Ты хочешь освободить Сархада Коварного?

Марх застонал сквозь сжатые губы.

– Между прочим, – с ехидцей продолжал Кабан, – освободить его тебе не удастся: тот, кто хоть раз слышал имя Сархада, никогда не найдет входа в его темницу.

– Не издевайся. Я слышал о нем достаточно, чтобы понять: лучше десять Гвинов, чем один Сархад.

– Марх. Гвин неодолим для нас. Смирись.

– …и мне, как безногому калеке, вечно ползать по этому клочку земли, гордо именуемому моим королевством.

– Не сме-ей! – от мгновенно вспыхнувшего гнева облик Гругина поплыл: уже не человек, еще не кабан. – Не смей так говорить о Корнуолле! Не смей так говорить о стране, доверившейся тебе!

– Прости. Я сказал от горя…

– Нет причин для горя, Марх. Меня не сторожит Гвин, но я не рвусь за пределы Корнуолла. Здесь древние силы до сих пор живут бок о бок с людьми, нас не топтали римские легионы, наши святилища не гибли в пламени… Нет в Прайдене лучше места, чем Корнуолл! И мне нечего делать за пределами нашей страны.

– Наверное, ты прав. Будь для меня открыты дороги – может быть, я и пренебрегал бы ими. Но я вынужден прятаться… и это давит тяжелее тюремных цепей.

Динас, давай поговорим… Ты ведь выслушаешь меня, правда? Даже если я буду говорить глупости.

А я постараюсь говорить их поменьше.

Дождь за окнами. Мелкий, холодный. Края тучам не видно. Наверное, это называется ужасной погодой – но это если идти куда-нибудь. А мне никуда идти не надо. И даже нельзя.

…Хотя мы и проиграли Битву Деревьев, но мы же ничего не потеряли, верно? Почти ничего.

Мы с Арауном вернулись целыми и невредимыми, Мирддин… Мирддин, наш нежданный союзник, наш чудесный помощник… да, Мирддин исчез, да только я чувствую: дороги по-прежнему живы. Значит, он очень хорошо спрятался. Его не найти.

Свиней Аннуина мы не вернули, но за столько веков и я, и Араун, и Гвидион убедились: Аннуин существует и без стада. А Гвидиону его добыча не в помощь.

В этой битве мы ничего не обрели – но и ничего не потеряли. Не такое уж это и поражение.

А что теперь заперт в мире людей – так мне Араун объяснил: это тоже не беда. Я нужен Аннуину как живой талисман. Могу что-то делать… могу не делать ничего. Смирно стоять в своем стойле. Сено есть, ячмень дают – радуйся жизни, Конь!

Д-да, я обещал говорить поменьше глупостей.

В мире магии мы выиграли войну с Римом. В мире людей… да, легионы здесь еще остались, да, иногда вспыхивают схватки, даже сражения бывают – но судьба легионов предрешена. И если я не могу больше ходить по всем курганам Прайдена, то ко мне-то придти могут – те воины, что захотят обрести силу «бессмертных» смертников. Значит, и в нынешних битвах с римлянами от меня есть польза.

Значит, почти всё у нас в порядке. А потери – они незначительны. И думать о них не стоит.

Я правильно говорю, Динас?

…вот если бы я еще мог так же думать!

* * *

Для Марха настало странное время: спокойная жизнь. Сын Рианнон сделал всё, что мог, и той цели, что звала и гнала, больше не было.

Войны – что в мире людей, что в мире магии – теперь шли без него. Он вычерпал себя досуха. Исчерпал свою силу – и не магическую, отнюдь.

Силу души.

Наверное, если бы не дар Скатах – он бы сейчас умер.

Так, как умирают истинные герои: совершив все положенные подвиги, дав бардам темы для песен на полтысячи лет вперед – и уже неважно, победы это были или поражения. Есть о чем петь.

Тот-Кто-Бродит-В-Курганах умер. Его больше не было.

Не было и неистового черного Жеребца, Короля Аннуина.

А он? Он король Корнуолла, длинной полосы земли между двумя морями. Король людей.

Не всё же, в самом деле, оставлять свою страну на Динаса.

Что там должен делать король у людей? – объезжать землю, выслушивать жалобы на свинью, сожравшую на чужом поле зерно, судить, кому по праву принадлежит во-о-он та канава… Этим тоже надо заниматься.

А на Бельтан и Лугнасад придет она – легкая как лунный блик и такая же прекрасная.

…правда, последние годы она всё чаще пытается приходить не только в эти праздники.

* * *

Тишина летнего вечера. Ласточки режут воздух крыльями и над вершинами ближайших деревьев, и так далеко в вышине, что едва глаз достает, – у самых перистых облаков.

Марх, объезжавший страну, как и подобает королю, остановился на ночлег у реки.

Оглушительно пахло лилиями, даром что в мире людей их не было.

Король нахмурился: «Сколько раз повторять тебе…»

Запах лилий не исчезал.

Марх вздохнул: невозможно спорить с упрямицей – и свернул.

Ллиан, увенчанная лилиями, будто короной, улыбнулась ему.

– Я хотела рассказать тебе свежую сплетню волшебной страны. О твоей матери.

Марх досадливо поморщился.

Сидхи покачала головой:

– Эта сплетня касается и тебя.

– Меня?

Ллиан улыбнулась и начала… нет, не рассказывать. Она начала ткать ковер видений, так что минувшее грезилось явью.

Как хорошо возле реки летним вечером! Ветер задумчиво перебирает тростник. Темный берег и светлая полоса реки – словно песня на два голоса: перекликаются, вторят друг другу, вьются, пока не растворятся в сиреневой дымке. И вдруг – или показалось? – в вечернюю тишину вплелся голос флейты.

Зря, ой зря, неведомый флейтист, тревожишь ты душу сумерек. В такие вечера границы смежаются – и неизвестно, кто слушает тебя на том берегу.