Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Д. Каплан

В то время как Штраус-Хупе фокусируется на узком вопросе нацистской геополитической теории и в процессе защищает Маккиндера, Спайкмен смотрит шире, охватывая взглядом карту всего мира, чтобы оценить перспективы нацистского доминирования, а также очертить соотношение сил в послевоенном мире, который ему не суждено было увидеть. Начинает он с географического объяснения того, как США стали великой державой.

«История, — утверждает Спайкмен, — вершится в умеренных широтах, где преобладает умеренный климат, и, поскольку очень небольшое количество суши в Южном полушарии находится в этой зоне, история вершится в умеренных широтах Северного полушария». Не то чтобы регион к югу от Сахары и южная часть Южной Америки не важны, ведь они сегодня имеют гораздо большее значение, чем в прошлом, благодаря развитию транспорта и технологиям в сфере коммуникаций, которые обеспечили связь между регионами. Просто они имеют меньшее влияние в сегодняшнем мире, нежели территории, расположенные в Северном полушарии, и в особенности в северной среднеширотной умеренной зоне. Фейргрив, живший приблизительно в одно время с Маккиндером, поясняет, что из-за меньшего по сравнению с тропиками количества солнечной энергии люди, живущие в зонах с умеренным климатом, должны прилагать бо́льше усилий для деятельности при разных погодных условиях и с сезонными различиями, определяющими время для посева и сбора урожая. Таким образом, именно в умеренных зонах человечество «развивается и укрепляет свои позиции». В то время как на Южном полюсе расположен огромный континент, окруженный со всех сторон океаном, на Северном полюсе, наоборот, океан почти со всех сторон окружен сушей — землей, где труд людей был наиболее плодотворным. Штраус-Хупе выражает эту мысль даже более конкретно, утверждая, что история вершится «на участке между 20 и 60° северной широты». Сюда входят Северная Америка, Европа, Большой Ближний Восток и Северная Африка, бо́льшая часть России, Китай и солидный кусок Индии. «Пояс пустынь и пустошей», по Маккиндеру, приблизительно совпадает с таким разделением, охватывая центральную часть и примыкающие к ней зоны Евразии. Важнейшим фактом, касающимся США, согласно этой логике, является то, что эта страна, будучи расположенной ниже Канадской арктической зоны, занимает последний большой и относительно свободный участок умеренной зоны, который был заселен урбанистической цивилизацией лишь с наступлением эпохи Просвещения в Европе. Более того, как пишет Спайкмен, процветание Америки было на начальном этапе связано с тем, что восточное побережье, неровное и испещренное устьями рек, оказалось «очень удобным для создания огромного количества гаваней».[172]В конечном итоге в соответствии с этой точкой зрения география с самого начала способствовала американской свободе.

Америка является великой державой, поскольку США — региональный гегемон в Западном полушарии, который, по словам Спайкмена, «может использовать свою власть и за пределами Нового Света», так что Америка может влиять на соотношение сил в Восточном полушарии.[173]Это немалое достижение, и США не должны воспринимать его как должное, поскольку особенности географии Латинской Америки играют здесь ключевую роль. Ни одно другое государство — ни Китай, ни Россия — не могут похвастаться доминированием в целом полушарии. Объясняя, как сложилась эта ситуация, Спайкмен говорит о Южной Америке — которой Маккиндер по большей части не уделяет особого внимания — в геополитическом контексте. Из-за особого внимания к Евразии, и в особенности ее центральной части, точка зрения Маккиндера имеет первостепенное значение для понимания географии холодной войны. В то же время концепция Спайкмена более органична применительно ко всему миру, и поэтому в эпоху, когда все регионы связаны между собой и оказывают влияние друг на друга, она более актуальна, чем идеи Маккиндера.

Стратегическим и географическим центром Нового Света является Карибское море, которое Спайкмен называет «американским Средиземным морем». Как Афины добились контроля над греческими островными территориями, установив господство над Эгейским морем, а Рим воцарился над западным миром, подчинив себе европейскую часть Средиземноморья, Америка, как объясняет Спайкмен, стала мировой державой, в конце концов сумев установить безоговорочный контроль над «срединным», или Карибским, морем в испано-американской войне 1898 г. Это позволило вскоре построить Панамский канал. «Никакой серьезной угрозы положению США в регионе возникнуть не может, — говорит он о бассейне Карибского моря и продолжает: — Острова небольшие, и топография Центральной Америки, как и на Балканском полуострове, способствует созданию небольших политических формирований. Даже такие большие страны, как Мексика, Колумбия и Венесуэла, не могут развить значительную военно-морскую мощь из-за топографии, климата и отсутствия стратегически важных запасов сырья». Военно-морской флот США может установить блокаду на восточной границе Карибского моря и отрезать эти государства от мировых рынков, так что в конечном итоге они все зависят от США.

Сильной стороной Спайкмена, а также других теоретиков, которых я упоминаю, является умение анализировать события и обнаруживать основные законы. А основным географическим законом Западного полушария, как замечает Спайкмен, является то, что разделение в нем проходит не между Северной и Южной Америкой, а между зоной к северу от экваториальных амазонских джунглей и к югу от них. Следовательно, Колумбия и Венесуэла, а также Гвиана, хотя и находятся на Северном побережье Южной Америки, функционально являются частью Северной Америки и «американского Средиземноморья». Их геополитический мир — это Карибское море, и они мало похожи на страны к югу от амазонских джунглей, хотя и расположены на одном континенте. Как и европейское Средиземное море, «американское Средиземное море» не разделяет, а объединяет. Как Северная Африка является частью средиземноморского мира, но отделена от собственно Африки пустыней Сахара, так северное побережье Южной Америки является частью «Карибского мира», а география отделяет ее от основной части Южной Америки. Спайкмен объясняет:

«Горные хребты, протянувшиеся к востоку от Анд, отделяют бассейн Амазонки от долин рек Магдалена и Ориноко и формируют южные границы гвианских территорий. За пределами этой области находятся непроходимые джунгли и тропические леса долины Амазонки. Река с ее притоками является превосходной системой сообщения с запада на восток, но не предлагает маршрутов для передвижения с севера на юг».[174]

Что касается южной половины Южной Америки, география способствует некой «маргинализации» ее геополитического значения, поясняет Спайкмен. Западное побережье Южной Америки зажато между Тихим океаном и Андами, самой высокой горной цепью в мире после Гималаев, Каракорума и Памира, которые в тесном соседстве отделяют Китай от Индостана. По сравнению с долинами в Аппалачах, позволяющими с Восточного побережья Америки продвинуться на запад, таких долин в Андах мало, и они достаточно узкие. Реки не судоходные, так что такие страны, как Чили и Перу, отделенные почти 13000 километров Тихого океана от Восточной Азии и тысячами километров от любого из побережий США, находятся далеко от основных каналов коммуникаций и исторической миграции и потому не могут сформировать большой флот. Только центральная и южная части Чили находятся в умеренной зоне; если верить молве, Киссинджер однажды назвал Чили «кинжалом, вонзившимся в Антарктику». Что касается Восточного побережья Южной Америки, оно также отдалено и изолировано. Поскольку Южная Америка располагается не строго под Северной Америкой, а немного восточнее, густонаселенные части Атлантического побережья Южной Америки, от Рио-де-Жанейро до Буэнос-Айреса, находятся далеко на юге, за лесистыми берегами Амазонки. И от них до Нью-Йорка так же далеко, как до Лиссабона. Господствуя в «американском Средиземноморье» и будучи отделенными от сердца Южной Америки огромным расстоянием и широкой зоной тропических лесов, США вряд ли имеют достойных соперников в своем полушарии. Как пишет Спайкмен, южная часть Южной Америки для Соединенных Штатов скорее «дальняя заграница», чем «соседний континент».[175]