Почему поют русалки - К. С. Харрис

Молодая девушка, державшая на руках младенца, бросила на Себастьяна любопытный взгляд, но он по-прежнему не сводил глаз с дамы, стоявшей у стола. Эту немолодую женщину, на вид ей было около пятидесяти, звали леди Кармайкл. Высокая, поразительно худощавая, с лицом не менее исхудалым и печальным, чем лица окружавших ее мужчин и женщин, жадно сжимавших скрюченными пальцами дымящиеся миски с едой. Грубый черный передник повязан поверх выходного платья, хоть и изящного, но того же мрачного цвета, ибо женщина эта носила глубокий траур. Из-под черной скромной шляпки выбивались темные волосы, обильно тронутые сединой.

Себастьян видал немало женщин, посвятивших себя делам милосердия, и многим из них эта деятельность давала счастливую возможность упиваться сознанием своей доброты и удовлетворенной совести. Но леди Кармайкл была другой. Она работала с тем спокойным самоотречением, которое напомнило ему монахинь, встреченных им когда-то на Иберийском полуострове и в Италии. Не менее щедро, чем порциями съестного, наделяя бедняков добрым словом, она тем не менее не казалась чересчур уж добренькой или снисходительной. В этой женщине наряду со спокойным самообладанием заметна была твердость, и это свойство отмечало ее как человека сильного и решительного.

Себастьян медлил, наблюдая за ней, пока вся каша не была роздана и очередь голодных бедняков не иссякла. Только тогда он направился к женщине.

— Леди Кармайкл?

Она обернулась и внимательно взглянула на него. Он почувствовал, что она заметила его присутствие еще раньше, когда он стоял в тени сумрачной аркады.

— Слушаю вас.

Себастьян, здороваясь, коснулся пальцами края шляпы.

— Меня зовут лорд Девлин. Могу я побеседовать с вами, миледи?

Помня, какое впечатление его титул произвел на сэра Хамфри Кармайкла, он чуть выделил его тоном, рассчитывая на подобную реакцию. Некоторое время она смотрела на него тем же ровным взглядом, затем сказала:

— Вы хотите говорить о моем сыне.

И это не было вопросом.

— Да.

Она набрала побольше воздуха в грудь, ноздри слегка раздулись при этом, коротко кивнула.

— Хорошо.

Жестом она попросила помощницу продолжить раздачу съестного, а сама повернулась к Себастьяну и отошла вместе с ним в сторону.

— Отчего вы посвятили себя этому делу, милорд? Что заставляет богатого и знатного молодого человека заниматься расследованием криминальных происшествий? Извращенное любопытство? Высокомерие? Или элементарная скука?

— В действительности я занялся этим делом только по просьбе моего друга.

Она бросила на него косой взгляд, приподняв вопросительно бровь.

— Мистера Генри Лавджоя, — ответил он на немой вопрос.

— А, понимаю. Но, насколько мне известно, когда расследованием занялись на Боу-стрит, вы не устранились. Вам не кажется это излишней смелостью?

Неожиданно для самого себя Себастьян улыбнулся.

— Думаю, в вашем предположении есть известная доля истины. Но не более того.

— Что же еще? Только не говорите о своих упованиях на торжество справедливости. В нашем мире ее не много, и вам это прекрасно известно.

— Возможно. Но если в моих силах положить конец тому кошмару, что творился последнее время, он будет положен.

Опять недоверчиво приподнятая бровь.

— И многое в ваших силах?

— Я сделаю все, что смогу.

На лице, обращенном к нему в профиль, мелькнуло подобие мягкой улыбки и быстро увяло.

— Вам уже удалось что-либо, милорд?

— Думаю, да. — Он внимательно изучал тонкие черты. — Позвольте узнать, вам не довелось сопровождать сэра Хамфри в его путешествии в Индию пять лет назад?

— В Индию? — Она с такой стремительностью обернулась к нему, что ее темные юбки взлетели. — Какое отношение к смерти моего сына может иметь Индия?

— Сэр Хамфри и лорд Стентон были пассажирами на судне «Гармония», капитаном на котором служил Эдвард Беллами.

Он видел, как в быстром вдохе приоткрылись губы.

— Вы видите связь между убийством Доминика Стентона и моего сына? Судно «Гармония»?

— Не забудьте того, что произошло с Адрианом Беллами в ночь на среду.

Она испуганно прижала пальцы к губам.

— Вы говорите о том молодом лейтенанте, которого убили около доков? О сыне капитана Беллами?

— Да.

— Но его тело не… — Договорить она не смогла.

— Да, этого не было. Тем не менее во всех этих случаях я вижу нечто общее. Итак, вы были в числе пассажиров судна «Гармония»?

Она покачала головой.

— Нет. Мне случалось сопровождать мужа в его путешествиях, но не в тот раз, слава богу. — Женщина стала быстрыми шагами мерить старый двор, мягкие подошвы ботинок тихо шуршали по вымостившим его камням. — Вам довелось слышать, что с ними случилось?

— Да.

— Сэр Хамфри несколько месяцев после возвращения не мог оправиться от перенесенных страданий. Он был положительно болен, думаю, он и до сих пор не вполне пришел в себя.

— Вам известны имена других пассажиров на судне, кроме вашего мужа и лорда Стентона?

Она на минуту задумалась, морщинка прорезала ее гладкий лоб, затем покачала головой.

— Нет. Там было еще шесть-семь человек, но их имен я не знаю.

— Не было ли среди них священника?

— Да-да, вы правы, одним из пассажиров был именно священник. Какой-то миссионер с женой возвращался после нескольких лет пребывания в Индии. Я запомнила это потому, что на него сэр Хамфри особенно досадовал. — Ее вопрошающий взгляд обратился к Себастьяну. — А почему вы спрашиваете?

— В Кенте, в апреле нынешнего года, произошло убийство. Был убит молодой человек, сын преподобного Уильяма Торнтона.

— А его преподобие тоже путешествовал на судне «Гармония»?

— Еще не могу сказать, но подозреваю, что это так. Мне совершенно точно известно, что он и его жена провели несколько лет в Индии.

Некоторое время они молчали, эхо их шагов наполняло своды старых стен. Наконец леди Кармайкл нарушила молчание:

— Просто бессмыслица какая-то. Почему кому-то пришло на ум убивать детей пассажиров судна «Гармония»?

— Кто-то жаждет мести, я полагаю.

— Мести? Но за что?

Себастьян встретил ее взгляд спокойно, но казалось, воздух между ними искрится и потрескивает непроизнесенными словами. Отчаявшиеся, познавшие муки пожиравшего их голода, пассажиры судна «Гармония» могли хранить тайну своих страданий пять долгих лет, но ничто не могло спасти этих людей от обвинений, рождавшихся при виде изуродованных тел их собственных сыновей.