Наших бьют! Кровавый спорт, американская доктрина и водоворот тупости - Хантер С. Томпсон

На прошлой неделе в Скалистых горах ставили не слишком активно, но мой дом кишмя кишел азартными игроками. Ко мне приехал Шон Пенн, в то время как шериф убыл в Лас-Вегас для прохождения курса антитеррористической подготовки, и даже у меня тогда появилось мрачное предчувствие, что от этих двух, казалось бы, абсолютно не связанных между собой событий надо ждать беды. И так и вышло, хотя ни одно из них вроде бы не выглядело таким угрожающим, как странное появление в моем доме принцессы Омин. И именно последнее происшествие предопределило драматическое развитие событий.

Наши дела со ставками пошли наперекосяк, как это обычно и бывает, когда начинаешь заключать пари с незнакомцами, у которых нет никаких ценностей и которые не переживают из-за крупных проигрышей. Люди, не говорящие по-английски и выплачивающие свои долги, продавая в рабство родственников, — это как граната с выдернутой чекой. Я смог бы выдержать Пенна, да и отъезд шерифа пережил бы без проблем, но если судьба добавляет в расклад молодую и прекрасную арабскую женщину, шестеренки начинают стачиваться. Я почувствовал, как моя крыша потихоньку съезжает. Небольшая неразбериха может добавить в жизнь перчинки, но нескончаемая череда потрясений доконает кого угодно.

Еще не так давно я ждал воскресных матчей НФЛ с таким же нетерпением, как в школьные годы — каникул. Но не сейчас — после того, как «Форти Найнерс» конкретно облажались, а «Рэйдерс» уделали у меня на глазах, как стадо баранов. Они покрыли себя несмываемым позором.

Ну да ладно… Не впадай в ложный пафос, док. Придерживайся фактов. Хорошо. Некогда мощная защита «Рэйдерс» была порвана в клочья новичком из Алабамы по имени Шон Александр. Он прорвался через четверку самых крутых защитников НФЛ на 266 ярдов и совершенно запугал оклендских лайнбекеров, которые только что не мочились под себя со страху.

Защита «Окленд Рэйдерс» играла, как шайка пьяниц, с трудом пытаясь изображать то, что мы привыкли считать классической защитой Западного побережья. Они играли так позорно, что их владелец Эл Дэвис просто умолял о том, чтобы в конце матча его вынесли со стадиона в сумке. Тим Браун и Джерри Райс, входящие в Зал славы, запороли в четвертом периоде столько пасов, что окончательно завалили всю игру. Это было самое что ни на есть низкосортное представление, граничащее с преступной халатностью. При виде гордых «Рэйдерс», выставивших себя в таком свете, мое сердце преисполнилось ненависти.

Я как раз обдумывал этот и другие систематические провалы, когда с мансарды спустилась и молча присоединилась к нам принцесса Омин. А мы в это время, сквернословя и проклиная все на свете, смотрели воскресный футбол. Ее непреклонное молчание мешало определить, понимает ли она, что происходит на поле, но она явно проявляла интерес к мистеру Пенну, несмотря на его безудержное пьянство.

— Возможно, она болтает на твоем языке, — сказал я ему. — Попробуй-ка разговорить ее.

— Ну уж нет, — быстро ответил он. — Я еще не настолько пьян. Не дури.

Он уже два дня и две ночи пил мерзко пахнущий ликер под названием Femet Branca, периодически засыпая в середине разговора и пачкая штаны при эрекции, но я чувствовал, что он немного хитрит, как девушка-подросток, которая хочет казаться пьянее, чем она есть на самом деле. В общем, я выделил ему просторную комнату.

— Похоже, ты нравишься принцессе Омин, — заметил я. — Почему бы тебе не уединиться с ней и не поговорить по душам?

Шон глянул на меня выпученными глазами и сделал очередной глоток своего пойла.

— Это та самая девушка, которую ты получил от террориста? — спросил он. — Почему ты держишь ее здесь?

— Не будь таким параноиком! — огрызнулся я. — Я не держу ее. Она ожидает возвращения своего брата, чтобы тот оплатил свой долг.

— Да это хрень какая-то! — взвился он. — Она торчит здесь уже восемь дней и не собирается сваливать! Не держи меня за дурака. Этот скользкий ублюдок, которого ты надул на бейсболе, никогда не вернется!

— Глупости, — парировал я. — Он — Омар, принц крови.

— Ты идиот! — рявкнул Пенн. — Он специально оставил ее здесь. Это ходячее прослушивающее устройство. Когда-нибудь ты проснешься с бомбой во рту! Тебе давно пора вызвать полицию и отправить ее за решетку.

Я уставился на него, по спине пробежал холодок. «О боги! — подумал я. — Что если он прав? Что если я добровольно укрываю террористку? И эта девица водит меня за нос?»

Тем не менее мистеру Пенну я ответил так:

— Глупости! Это принцесса Омин — младшая сестра Омара, который должен мне 40 000 долларов.

Он ухмыльнулся.

— Неслабо! Разве Омар — не тот самый подонок, которого ты подозревал во всех грехах?

Я помолчал, не желая даже думать о том, что все это может быть правдой. Сама мысль о том, что Омар мог разыграть меня, была непереносима.

— Да что ты несешь? — наконец спросил я с вызовом. — Хочешь сказать, что какой-то иностранный урод одурачил меня?

— Именно так, — отвечал он. — Да еще и внедрил крота к тебе в дом. Эта сука тебя уничтожит!

В этот момент в комнату вошел коронер и нахально заржал мне в лицо.

— Ты слишком туп, чтобы жить, — гоготал он.

Я замахнулся на него хоккейной клюшкой, но он увернулся и шлепнул принцессу Омин по затылку, что подействовало на нее с неожиданной силой.

— Не прикасайся ко мне, свинья! — завизжала она. — Ты просто куча дерьма!

— Ну и ну! — сказал Пенн. — Для глухонемой она довольно неплохо говорит по-английски. — Он потянулся вперед и потрепал ее по подбородку. — Не беспокойся, принцесса! Мы не дадим тебя в обиду.

Здоровяк по кличке Умник, известный вдоль всего континентального водораздела своими приступами похоти, расхохотался и начал подначивать меня.

— Как насчет тех 40 000 долларов, док? Почему бы вам, парни, не отправить эту девочку в Голливуд? Там ей самое место.

Он был прав. Они все смеялись надо мной. Я схватил бутылку виски из моего обитого кожей холодильника и вышел на воздух, чтобы прийти в себя. Мои худшие опасения подтверждались. Я — лох, которого развели как младенца, и очень скоро попаду в тюрьму за преступления, совершенные против Америки. Как такое могло случиться? Неужели я, черт возьми, слишком сильно люблю спорт?

На прошлой неделе мне позвонил владелец «Индианаполис Колтс» Джеймс Ирсей и потребовал объяснить, что я имел в виду, когда назвал «Колтс» «чушью собачьей». Судя по голосу, он был очень возбужден.

— Что за ерунда! — ответил я ему. — Я бы никогда так не сказал, Джеймс! Я употребил термин «дерьмо собачье», имея в виду экскременты.