Влюблённые - Лина Вальх

и засвеченные негативы прошлого. Кадры сменялись слишком быстро, чтобы он мог ухватиться хоть за один из них, а некоторые просто вспыхивали и рассыпались пеплом, скрывая за собой что-то ужасное и болезненное. Но он не помнил, что именно.

Алекс медленно поднял взгляд на сестру и растерянно пробормотал:

— Я… я этого не помню.

— Не нужно прикидываться, Алекс. Ты все прекрасно помнишь. Если бы Лана не подоспела, ты бы… ты бы… — Амелия хватала ртом воздух, сжимала пальцами ткань блузки на груди и задыхалась.

— Что здесь происходит?! Что вы себе позволяете? Совсем стыд потеряли? Устроили представление перед чужими людьми. Где ваше воспитание. Собирайтесь. Отец ждёт вас на ужин.

Александра и Амелия одновременно обернулись ко входу в столовую. Мать замерла. Она рассматривала рассыпанные по полу осколки. Ее рот открывался и закрывался, пока она в немом ужасе пересчитывала взглядом количество разбитых чашек.

Амелия недолго ждала реакции матери: тряхнув собранными в хвост волосами; она выбежала из столовой, толкнув Элеонор плечом, и скрылась на лестнице, перескакивая через ступеньки — это было слышно по тяжёлым хлопкам подошвы.

— Куда ты пошла, Амелия? — мать запоздало развернулась и закричала вслед дочери. — Амелия! Живо вернись!

Алекс смог на это только хмыкнуть. Пнув в сторону отколовшуюся ножку чашки, он сел обратно за стол и принялся нервно разламывать еще один тост. Он чувствовал на себе тяжёлый взгляд матери, а потому поспешил разбавить повисшую в столовой после немого игнорирования криков Элеонор тишину:

— Разумеется, она вернётся. — Алекс пожал плечами и стряхнул с пальцев крошки. — Мы же Куэрво. Вы каждый день повторяете нам это. А то вдруг забудем.

Он обернулся на мать и едко улыбнулся, продолжая разрывать хлеб на маленькие кусочки. Ни один мускул на лице матери не дрогнул. Губы стянулись в привычную дежурную ухмылку. Элеонор поджала челюсть, отчего под ней появился мешкообразный второй подбородок, и стала походить на навязчивую утку-наседку, с важным видом прогуливающуюся по берегу. Разве что ходила Элеонор Куэрво пока еще не вразвалку.

— Разберись со своей сестрой, Александр, — холодно процедила мать и развернулась на каблуках, бросив ему напоследок: — И не смейте опаздывать.

Конечно, он не имел права опоздать. Ведь он был Куэрво.

***

— Вы снова поссорились?

Хмурый взгляд отца метался с лица Алекса на Амелию, пока мужчина ковырял вилкой в тарелке. Зубцы наматывали на себя длинные нити пасты, как Алекс терпение Диего Куэрво на кулак. Отец был раздражён, но, кажется, ресторан смягчал его недовольство детьми. Устраивать очередную ругань в ресторане не было в планах ни одного члена семьи Куэрво, поэтому оставалось только косо переглядываться, недовольно сопеть и ёрзать на стуле, потягивая уже третий бокал красного вина.

— Нет. У нас возникло некоторое недопонимание, — криво усмехнулся Алекс, касаясь пальцами двух глубоких ссадин на лбу. — Не могли выбрать мне галстук. Мэлли предлагала бордовый, а я хотел канареечный.

Диего хмыкнул, закинул в рот шарик из спагетти, медленно пережевал его и негромко рыгнул, заставив щеки Алекса покраснеть от беспардонности поведения отца.

— Канареечный, — хрипло протянул тот с выражением лица, словно перед ним на тарелке лежал раздавленный таракан, которого нужно было съесть, но смотрел Диего на сына. — В твоём возрасте уже можно было развить чувство вкуса, Александр.

«В твоём возрасте можно было развить чувство прекрасного».

«В твоём возрасте можно было найти себе взрослое занятие».

«В твоём возрасте нужно бросить свои игрушки и заниматься бизнесом».

«В твоём возрасте должно жениться и завести семью».

Александру Куэрво было без месяца двадцать шесть, а список из его «можно было», «нужно» и «должно», которые он слышал от отца, расширился до размеров настольной библии. И перечитывать ее он должен был каждый вечер перед сном. Чтобы не забыть ничего важного.

Александру Куэрво было без месяца двадцать шесть, а единственным, что он выбирал в своей жизни сам, были дорогой алкоголь и шлюхи.

Рассеянно пожав плечами, Алекс вернулся к своей тарелке, тщательно избегая направленных на него взглядом родителей следующие минут десять. Он лениво ковырял свою порцию болоньезе вилкой и рассматривал зал, опершись локтем о стол — к неудовольствию матери — и подперев кулаком щеку. Алекс знал каждого в этом зале и с лёгкостью мог поклясться, что и без чтения мыслей сможет угадать, кто и о чем сейчас разговаривает на другом конце зала. Иногда он лениво отправлял очередную порцию пасты себе в рот и продолжал рассматривать гостей ресторана.

Пока не наткнулся на знакомые светлые выцветшие волосы и грязную ржавую копну рядом.

— Смотри, кто там сидит, — встрепенулся Алекс и слегка толкнул сестру локтем, тыкая вилкой в направлении знакомой парочки. — Наши милые влюблённые голубки.

— Алекс, — Амелия закатила глаза, — успокойся уже. Мистер Маккензи поддерживает Лану. Ей сейчас очень тяжело. Психологически. Мы потеряли близкого человека.

— Тогда почему ты не с ними сейчас? Или тебе не нужна поддержка?

Он улыбался приторно-ядовито, той самой ухмылкой, от которой у Амелии обычно сводило челюсть, а желание убить Алекса возрастало в несколько десятков раз. Сестра смотрела на него бесстрастно, затем отодвинул локоть и продолжила разделывать кусок стейка на своей тарелке.

— Потому что сейчас я ужинаю со своей семьёй. Это лучше, чем…

— Чем флирт Алана Маккензи? — хохотнул Алекс.

Отец зыркнул на него из-под сведённых к переносице бровей, мать обиженно поджала губы, а Амелия с незаинтересованным видом отправила маленький кусочек мяса себе в рот, пережёвывая с такой яростью, словно это был кусок резины.

Алекс снова вернулся взглядом к расположившимся невдалеке Алану Маккензи и Джанет. Зубчики вилки царапнули поверхность блестящего фарфора, когда он попытался намотать новые нити макарон, не отвлекаясь от Алана и его нового увлечения. Мистер Маккензи разговаривал очень долго и нудно: Алекс видел с каким скучающим выражением Джанет смотрела на него, безучастно помешивая принесённый суп. Алан разговаривал достаточно громко, чтобы слышать его голос, но недостаточно, чтобы разобрать произносимые слова.

И Александру Куэрво слишком сильно хотелось испортить им настроение.

— Если хочешь, я могу узнать, почему тебя не позвали, — он обернулся к сестре, нервно тряхнул вьющимися волосами и осклабился.

— Александр, не забывай о приличии, — предупреждающе бросила мать, нанизывая на свою вилку несколько листьев салата и спешно отправляя их себе в рот.

— А что такого? — брови Алекса удивлённо изломились. — Я просто подойду и поздороваюсь с нашими знакомыми. Мне казалось, что вам всегда нравился мистер Маккензи. Это же вы предложили театру пригласить его сюда. Разве нет? И даже выделили деньги на постановку. Так что… — он поспешил отложить вилку и, скрипнув ножками, отодвинул стул, — пойду выражу ему