Ну ма-а-ам! - Ольга Савельева

– Господи, – испугалась я. – Да у того Артема совсем другая фамилия. Не придумывайте ради бога. Я фамилию вообще с потолка взяла, хотите, я найду тот пост?

– Нет-нет, я все понимаю. Это все мой страх – никак его не преодолею. Сыну уже шесть лет, а я каждый день живу в холодном поту, что с ним что-то может случиться.

Женщина выглядела несчастной и растерянной.

– Мне понятны ваши страхи, все мамы боятся за своих детей. Но вы в ожидании черного дня делаете черным день сегодняшний! Это прежде всего отражается на качестве жизни вашего сына, понимаете? Вам кажется, что вы его бережете, а на самом деле оказываете ему медвежью услугу.

Потом мы с этой женщиной сидели в кафе, и я рассказывала ей свою историю. Когда мы готовили дочь к операции, нужно было сдать много анализов и пройти много врачей, и мы часто бывали в поликлинике.

В поликлинику ходят здоровые и болеющие дети вперемешку. Я об этом никогда не задумывалась, пока мы не оказались в критическом положении. Операция, которую мы ждали, должна была вернуть дочке слух, потерянный в результате менингита. Другого шанса сделать эту операцию у нас не было, потому что после этой болезни ушная улитка стремительно закостеневает.

На кону – здоровье дочери, это единственная возможность вернуть ее обратно в мир слышащих людей. Если она схватит грипп или ангину, то все усилия тщетны.

Передо мной стояли две задачи – дожить до дня операции, не заболев, и пройти диспансеризацию со сбором анализов. Они противоречили друг другу. Если ходить в поликлинику каждый день, то непременно кто-то на нас чихнет или кашлянет, а безжалостный вирус обязательно набросится на зазевавшуюся дочку и поселится в ее ослабленном после менингита организме.

Я помню, как режиссировала каждый наш выход из дома, искусственно организовывая пространство, свободное от людей. Это была настоящая операция, любые спецслужбы позавидовали бы мне. Все анализы, которые можно было сдать дома, мы сдали дома. Все, что нельзя, мы сдавали в частных центрах, когда там никого не было.

Однажды я срежиссировала очень напряженный день. Мы собрали справки от врачей и даже прокрались на прием к заведующей после рабочего дня в опустевшей районной поликлинике. Возвращаясь домой, уже в подъезде мы пропустили два лифта, потому что хотели ехать в нем одни, а не вместе с заболевающим соседом.

Мы с дочкой пришли домой, я стала рассказывать мужу, как дела, и вдруг сын, который сидел и делал уроки, громко чихнул. Я вздрогнула всем телом: чувствовала себя солдатом, который вернулся с передовой домой и обнаружил там врага. Враг, потенциальный вирус, притаился в моем сыне.

И вдруг всем нутром я ощутила слово «неподвластно». Я не могу уберечь дочь от всех опасностей на свете. А есть еще силы обстоятельств, и эти обстоятельства мне не подконтрольны.

Я не могу организовать дочери отдельный космос, где нет бактерий, вирусов и опасностей. Я могу, например, изолировать ее по возможности от болеющего брата или надеть дополнительные носочки, если на улице холодно, но сделать так, чтобы она гарантированно не заболела, не могу.

Я могу потратить много сил на то, чтобы дирижировать ситуацией, но форс-мажоры никто не отменял. И если все пойдет не так, как я задумала, мне будет очень обидно, потому что будет казаться, что все зря. А на самом деле не зря. Я делала то, что должна, а случилось то, что не могло не случиться.

Есть такой смешной анекдот про щеколду. Жена спрашивает мужа:

– Ты дверь закрыл?

– Закрыл.

– На пять замков?

– На пять.

– А шкафом подпер?

– Подпер.

– А на крючок закрыл?

– Закрыл.

– А на щеколду?

– А на щеколду забыл.

– Ну вот, – возмущена жена. – Заходи кто хочешь, бери что хочешь…

Я забаррикадировала свой дом на все замки, вырыла ров вокруг своей крепости, сделала все необходимое, чтобы защитить своих детей, но я понимаю, что в крепость все равно могут прорваться. А если я буду доводить ситуацию до абсурда, бегая и без устали проверяя щеколду, то это не я буду дирижировать ситуацией, это страх будет дирижировать мной.

Я подошла к сыну и сказала: «Сейчас выпьешь витамины», – а потом подошла к окну и открыла форточку.

– Ого, – сказал муж, увидев открытую форточку. – Что это ты?

Он у меня любит прохладу, и отсутствие свежего воздуха дается ему тяжелее всех в семье.

– Проветриваю.

– Вчера, когда я хотел проветрить, ты кричала, что сквозняк непременно нападет на ребенка.

– Это было вчера. Сегодня я ослабила хватку… Оставлю открытой щеколду.

– Что? – не понял муж.

– С сегодняшнего дня живем как раньше: бережем себя в разумных пределах и не впадаем в крайности.

Мы благополучно сделали операцию дочери, все хорошо.

Через два года в конце декабря мы сильно заболели всей семьей. Нас подкосил ужасный вирус, мы все лежали с высоченной температурой. Сил не было совсем. Нужно было нарядить елку, купить продукты и накрыть стол к празднику, но состояние у всех было такое, что даже умывание казалось подвигом.

В итоге мы ничего не наряжали, я залила гречку кипятком: это единственная еда, которая была в наличии, но аппетита не было и никто ничего не ел. Сам праздник мы просто проспали.

Через неделю болезнь отступила, и нам стало очень обидно, что праздника так и не случилось: даже Дед Мороз не навестил наших детей.

Вы когда-нибудь наряжали елку 9 января? Мы – да! Я накрыла стол, наготовила салатов, и мы веселились до полуночи и кричали: «С Новым годом!»

И тот запоздавший праздник мы до сих пор вспоминаем с теплом и светлой радостью. Праздник – это состояние души. Он может быть привязан к календарю, а может нет. Он привязан только к вашему настроению.

Я не могу приказать себе выздороветь, и, если я болею, я смиренно жду выздоровления. Но то, что подконтрольно мне, я обязательно исправлю, потому что мне это важно. Важно знать, что я сделала все, что в моих силах.