Рыцарь нашего времени - Татьяна Веденская

— Рассказывай! — как бы говорили они. — Все вы так считаете. А что еще вам остается! Убьете человека, а потом все норовите от правосудия улизнуть. Но мыто знаем.

— Привет, ты как? — спросил Скобкин. — Слышал, ты теперь в свободном полете?

— Что-то вроде того. Только ненадолго, как мне кажется, — усмехнулся я. Все-таки было неприятно, что не осталось ни одного человека, который бы просто ничего обо мне не знал. Я словно попал в смешной и глупый ролик «Youtube», который посмотрели несколько сотен тысяч человек. В принципе, это так и было. В конце концов, ролик с видеорегистратора «Бентли» до сих пор висел в Интернете, несмотря на все мои попытки его оттуда убрать.

— Что, думаешь, все так серьезно? — спросил Коля. — А чем я тебе могу помочь? Хочешь продать квартиру? Будешь откупаться?

— Нет, это нет, — немедленно огорчил его я.

— Нет? — голос Скобкина поскучнел. — А что тогда?

— Да вот, думаю я, а нельзя ли мою квартиру сдать в аренду на пару лет? — спросил я. С минуту Скобкин вникал во все своеобразие моего замысла.

— Ты так ставишь вопрос? — оживился он. — То есть, пока ты будешь там.

— А что? — усмехнулся я. — Меня же будет государство содержать. Я буду варежки вязать, а оно меня будет кормить и поить. Работы у меня все равно нет, а за пару лет можно на аренде поднять приличные деньги. Какие именно, кстати?

— Ну у тебя и нервы! — восхитился Скобкин и принялся рассчитывать мои будущие прибыли, не забывая учесть и свой собственный процент. Я же стоял, облокотившись на дверной косяк, и думал, что мать, конечно, сначала будет причитать и биться в истерике, а потом займется моим обеспечением, и вся тюрьма будет завалена котлетами и пирогами. Друзья, те, кто не отвернулся, подгонят сигарет. Все не так плохо. Два-три года — еще не вся жизнь. Зато у меня будет время подумать, как жить дальше. И чего я хочу. Черт, да на это тюремное заключение можно смотреть вообще как на своеобразный отпуск. Или как на отсрочку от принятия решений. Все не так плохо. Надеюсь только, мне повезет с сокамерниками, а то от тех кадров, которые мы снимали про московские СИЗО, меня всего пронизывал холод. Впрочем, я-то пойду не в СИЗО.

— Ну и сволочь ты! — вдруг раздался голос за моей спиной. Оказывается, Ирина все слышала. У нее было заплаканное лицо, опухшие, красные глаза.

— Ты просто не понимаешь. То, что ты придумала, — полная ерунда.

— Как скажешь, — она поджала губы, и больше мы не разговаривали до самого суда. Она засела у себя в комнате и практически не выходила оттуда. Я даже пытался специально подловить ее, ведь должна бы она ходить хотя бы в туалет. Но она умудрялась просачиваться туда именно в те моменты, когда я отходил со своего поста в гостиной. Странно, как это у нее здорово получалось — вычислять эти моменты. Просто хиппи-невидимка. Так что толком мы снова увиделись только в день суда.

* * *

Чего я ожидал — не знаю. Наверное, чего-то более торжественного или устрашающего, что ли. Не такой странно-прозаической картины, не этого спокойного расслабленного выражения лица судьи, не того, как зевнул скучающий адвокат. Даже прокурор смотрел на меня без ненависти или осуждения, он просто был на работе и представлял сторону обвинения. Ирина сидела рядом с ним, бледная, ее зеленые глаза горели недобрым огнем, рядом с ней лежала искусственная дубленка, которую я купил вместо ее дикой куртки-телогрейки. И, кажется, ей единственной было дело до того, что тут происходит. Ее глаза горели жаждой мести.

— Так, все стороны на месте? Явка обеспечена? — скучающим тоном спросил судья — худой, высокий мужчина в потрепанной, давно не стиранной черной мантии. Она висела на нем, придавая ему вид пугала, особенно если он разводил руки в стороны.

— Все прибыли, кроме Макарова Ильи Сергеевича, — сообщил прокурор. — Он прислал заявление. Он уже не имеет претензий к обвиняемому, попросил рассмотреть дело в его отсутствие. Его свидетельские показания в деле имеются.

— Паспорта передайте секретарю, — судья кивнул в сторону невыразительной девочки в углу. Я передал документы своему адвокату, и все представители властей — прокурор, судья и мой адвокат — погрузились в бумаги. Повисла забавная пауза. Вот он, суд справедливый и неизбежный, который «именем Российской Федерации». Я видел дело, был ознакомлен с ним еще перед предварительным слушанием. Там были фотографии с места ДТП, те, где Ирина лежит на асфальте в неестественной позе, а шлем отлетел в сторону. Кожа на лице мертвенно-серая, губы в крови, глаза закрыты, она похожа на труп. Увидев фотографии, я вздрогнул. Я успел забыть все обстоятельства того дня, это было уже давно. Теперь, когда кругом зима, и все мы додавливаем, как остатки зубной пасты, последние дни января, в события того теплого летнего дня уже невозможно поверить.

— Передайте через пристава медицинское заключение! — сухо попросил судья через некоторое время. Я чувствовал, как кровь вдруг разгоняется и стремительно разбегается по моим венам, и волнение все же возникает, и нарушается дыхание, и наворачивается какой-то комок в горле. Рядом со мной никого, кроме адвоката. Я скрыл от своей родни настоящую дату заседания, все думают, что меня будут судить завтра. Возможно, завтра я буду уже в местах, не столь отдаленных. Интересно, кстати, почему их так называют? Ведь на самом деле они очень даже отдаленны. Меня могут упрятать на самый Север, а могут отвезти и в какую-нибудь Самару. Никто не знает точно, но я, конечно, уповаю на Самару.

— Ваш подзащитный ознакомился с материалами дела?

— Да, ваша честь, — спокойно отвечает мой адвокат. За все эти месяцы я не перебросился с ним и парой фраз. Он настоящий профессионал и поэтому предпочитает не вводить меня в курс дела, только деньги берет.

— Где акт?

— Вот, — адвокат протягивает приставу какую-то очередную бумагу. Сколько бумаг, боже мой. Наш с Ирой полет длился не больше нескольких секунд, а бумаги пишут много месяцев, подшивают в папки, формируют доказательную базу. Накануне я подписал еще одну бумагу, поручение Коле Скобкину сдать мою квартиру в аренду на тот срок, на который меня осудят. Уверен, он теперь молится за меня. Надеется, что мне дадут срок по верхней планке — три года — и бизнес будет процветать.

Я удивлен, что на заседании нет ни одного журналиста, учитывая, какой резонанс в свое время наша авария вызвала. Все позабыто, все быльем поросло. С тех пор много воды утекло. По-настоящему пьяный водитель, к тому же сын депутата, врезался в автобусную остановку. Погибло трое, еще шестеро были госпитализированы. Где-то в Подмосковье водитель маршрутки, находящийся в состоянии наркотического опьянения, врезался в припаркованную на обочине «Газель», там тоже были трупы. Мы с Ирой стали неинтересны. Она пришла в суд на своих ногах, даже без костылей. Проза жизни. А может, Димуле просто вовремя не донесли о дате заседания. Откуда я знаю, как там при нем работают наши братцы-кролики, редакторы программ. Возможно, что плохо.

— Так, какие-либо ходатайства есть? — спросил судья, наконец подняв голову и оставив в покое бумаги. Он оглядел зал, посмотрел на меня с вежливым интересом, потом перевел взгляд на Ирину и оживился. Ирина пришла простоволосой, ее длинные блестящие волосы рассыпались по плечам и сияли, отражая искусственный свет. Она была невыразимо юной и необычной, конечно, она приковывала взгляд.