Эмиссары любви. Новые дети говорят с миром - Джеймс Ф. Твайман

— Нет, но я все время думаю об этом. Вот бы сделать так, чтобы деньги улетели из банка и прилетели к нам домой.

От радости он даже захлопал в ладоши, но брат Маттиас что-то строго сказал ему, и мальчик присмирел.

— Или что-то еще придумаю.

— А ты чувствуешь внутри себя всех остальных детей? — спросил я. — Всех тех детей в мире, у которых есть Дар? Да. И это было все, что он сказал.

— А на что это похоже?

— Не знаю.

— Оно делает тебя счастливым? — спросил я, стараясь его немного растормошить. Непонятно было, с чего вдруг он стал таким немногословным.

— Наверное, так… мне делается хорошо.

— Хорошо как?

Он бросил беспомощный взгляд на брата Маттиаса, но тот не пошелохнулся.

— Мне делается радостно, что есть еще много других детей, которые видят то, что я вижу, — наконец сказал он.

— И что же ты такого видишь?

— Много чего. Я вижу, как живут люди и как все могло бы измениться, если бы они жили вопросом.

— Ты хочешь сказать, тем вопросом, который дети хотят задать миру?

— Да… ты знаешь, что это за вопрос? — теперь уже он спросил меня.

— Я скажу тебе, как я думаю, а ты мне ответишь, правильно или нет.

Он кивнул в ответ.

— Как бы ты действовал, если бы ты знал, что ты уже и сейчас Эмиссар Любви? Начали! — правильно?

— Слово в слово… кто-то тебе сказал или ты сам знал?

— Я встретил мальчика, такого же, как ты. Его звали Марко. Это он мне сказал. Он тоже был из Болгарии и учился в этом монастыре. Я пришел сюда, чтобы снова его найти. А ты встречался с ним когда-нибудь?

— Нет, но я помню его, — сказал Иван.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, я его никогда не видел, но мог чувствовать его внутри. А сейчас не могу, сам не знаю почему.

— По-твоему, он куда-то уехал? — спросил я.

— Я не знаю… просто не чувствую, и все.

— Иван, — вмешался брат Маттиас, — хочешь что-нибудь показать для Джеймса из того, что ты умеешь? Согнуть что-нибудь?

Иван охотно кивнул, и брат Маттиас достал ложку из кармана рясы. Мне даже подумалось, что у него, наверное, всегда наготове что-то такое, на случай подходящей ситуации. Он прошел в другой конец комнаты и накрыл ложку большой керамической миской. Затем вернулся к нам и устроился на кушетке.

— Мы работаем с Иваном по нелокализованному сгибанию металла, — пояснил мне брат Маттиас. — Другими словами, мы хотим, чтобы он умел гнуть ложки, не держа их в руках. Мы начинали с маленьких прутиков, ставили перед ним задачу, чтобы он старался сломать их, находясь в другой комнате. Поначалу это оказалось очень сложно, и у Ивана ничего не получалось. Но со временем, когда он прочувствовал, что расстояние между ним и предметом на самом деле никакой роли не играет, он научился сравнительно легко ломать дерево. Недавно мы возобновили нашу работу с металлическими предметами, и результат иначе как замечательным не назовешь. Затем он повернулся к Ивану.

— Так что, попробуем?

— Уже готово, — сказал Иван.

— Не мог ты сделать это так быстро, — сказал брат Маттиас, но я знал, что Иван не шутит, потому что чувствовал, как он это делал. Выражение его глаз не изменилось ни на секунду, но я чувствовал, как энергия исходит из него, и почти видел, как она двигалась в направлении керамической миски, накрывавшей ложку. И я также заметил еще кое-что, чего сам никогда не испытывал прежде. Не стану утверждать, что это и вправду было так, но мне показалось, что я могу видеть через миску. Словно в рентгеновских лучах, я своими глазами видел, как гнулась ложка. Брат Маттиас тем временем подошел к столу и поднял миску.

— Да, так и есть.

Он присвистнул от удивления, вертя в руках ложку, которая не только была согнута, но еще и трижды скручена в спираль. Лично я такого не то что мыслью, руками бы не смог сделать.

— Не припомню, чтобы у тебя получалось так быстро, Иван. Ты становишься сильней с каждым днем.

— Это он мне помогал, — сказал Иван, показывая пальцем в мою сторону.

— Как же он тебе помогал, ну-ка расскажи? — спросил брат Маттиас.

— Я взял немного и его энергии, когда увидел, что он тоже смотрит на ложку. Он смог увидеть ее через миску, и это помогло мне согнуть ее.

Брат Маттиас посмотрел на меня и спросил.

— Это правда?

— Похоже, что да, — кивнул я. — Притом, что я сам не знаю, как это получилось. Я даже не знал, что я что-то делаю. Так вот все получилось.

— Просто потрясающе, — сказал он. — В первый раз вижу что-то подобное. Но можно предположить, если уж вы с Иваном разделяете общие аспекты Дара, это значит, что вы можете подключаться друг к другу. Это дает интересный поворот нашим исследованиям. Если свести детей, которые обладают одним типом силы, тогда они смогут работать сообща. Я должен это как следует обдумать.

— А на сегодня, наверное, хватит, как вы считаете? — сказал я.

По всему было видно, что Иван уже начинал уставать. Каким бы привычным занятием ни было для него гнуть ложки, но перенапрягать ребенка тоже не стоило.

— А тебе, Иван, спасибо — я очень многому от тебя научился.

Я протянул руку и взял его ладошку в свою.

— Может, придет такой день, и мы снова сможем пора ботать вместе — может, нас хватит на что-то получше, чем просто ложку согнуть.

Он заулыбался во весь рот и радостно закивал головой. Брат Маттиас взял его за руку и увел.

Томас

На следующий день меня ожидала беседа еще с двумя жившими в монастыре детьми. Мне не давал покоя вопрос, почему я ни разу, с самого момента прибытия в монастырь, не видел детей, которые играли бы, или даже просто ходили по монастырскому двору и в пределах монастыря. Я даже представить не мог, где их размещают, где проходят их занятия или как они у них там называются. Похоже на то, что занавес секретности был задернут даже здесь, и мне оставалось только недоумевать почему. Живут они все вместе или по отдельности? Учатся группой — или с каждым уроки проводятся индивидуально? Все эти вопросы проносились у меня в голове, и мне оставалось только гадать, станут ли мне когда-нибудь известны ответы.

На следующее утро в дверь постучали очень рано. Сквозь сон я проговорил что-то в ответ, и в комнату вошел один из братьев, жестом показывая мне, чтобы я шел за ним. Я плеснул в лицо воды, поспешно оделся и пошел за ним следом по коридору и вниз по ступеням. Было около половины седьмого утра, и я начинал припоминать, что в полусне до меня доносилось пение начавшейся утренней службы. Пение вошло и в мой сон, и мне снилось, что я снова оказался в той церкви, куда меня водили в детстве.