Равнение на знамя - Александр Бушков

— Зело похоже, — сказал Рахманин, машинальнопоглаживая кобуру. — Паки-паки…

Заскрипела лестница, в комнату вошел меланхоличный Доронин спотушенным электрическим фонарем в руке и совершенно будничным жестом указал имсебе за спину:

— Там штучка интересная…

Фонарь, что интересно, был у него в левой руке, а в правойДоронин опять-таки буднично держал «Вектор». Показав глазами на пистолет,прокомментировал:

— Мало ли что… Интересное там кино.

— Пошли, — распорядился полковник, первымустремляясь к двери. Опомнился, пропустил Доронина вперед: — Показывай,что там…

Доронин неспешно спустился по скрипящей лестнице. Здесь былопочти темно — особенно когда закрывали дверь наверху, — лампочки неимелось, подразумевалось, должно быть, что свои лестницы знают на ощупь, ачужим здесь шляться нечего.

Встав возле забитого досками пространства под лестницей,Доронин без лишних слов посветил туда. Полковник с Карабановым пригляделись.Вроде ничего тут не было подозрительного, ровным счетом ничего, доски и гвозди,эка невидаль… ага!!!

Доски были старые, потемневшие, самую чуточку затрухлявевшие —а вот шляпки гвоздей все до одной новехонькие, прямо-таки сверкающие в лучемощного фонаря. И точно, интересно. «Собаки надо мной так и шныряют…»

Присев на корточки, полковник потрогал доски, но слабогоместа не нащупал, гвозди заколочены на совесть, ни одна доска не шатается… воттолько забиты гвозди неаккуратно — одни по самую шляпку вбиты, другиеторчат, иные даже на сантиметр… как будто их в спешке приколачивали, второпях,без присущей этому хозяйству крестьянской обстоятельности…

Держа руку на кобуре, полковник приложил палец к губам, невставая с корточек, старательно прислушался. Нет, из заколоченного доскамиподлестничного пространства не доносилось ни звука. Если кто-то там в настоящуюминуту имеет честь пребывать, он прекрасно слышал, как они спускались поскрипучим ступенькам и знает, что не ушли, тут торчат…

Жестом полковник велел остальным следовать за ним, а самвышел на улицу, достал рацию из нагрудного кармана и негромко распорядился:

— Ушастого сюда, в темпе!

Показалось, или хозяин украдкой кинул на них оч-ченьпристальный взгляд? Нет, вроде бы ковыряется в своем хомуте, или как там этоназывается… но что-то напрягся, а? Шилом мимо лежащего на колене ремня сунул, вногу себе попал, выругался сквозь зубы, зашипел тихонько…

Да уж, не Штирлиц, выдержка хромает. И все же ни в чем поканельзя быть уверенным. Полковник громко спросил:

— Хозяин, стамеска есть?

Тот поднял глаза не сразу. Как написал бы лет сто пятьдесятназад сочинитель романов, «на его лице явственно отразились несомненныепризнаки внутреннего борения». В конце концов он пожал плечами с физиономиейочень даже глуповатой, совершенно не гармонировавшей с его прежним поведением:

— Стымэс, э? Чиво хочишь? Не понимаю…

— Стамеска мне нужна, — терпеливо сказалполковник. — Есть у тебя стамеска в хозяйстве? В толковом хозяйстве как жебез нее…

— Чиво такое — стымэс? — гнул свое хозяин.

Ох, как мгновенно и совершенно немотивированно поплохел унего русский язык, на коем он только что изъяснялся вполне чисто! Это доказывало,что следочек Доронин взял верный…

Скрипнула калитка, показался Вася Маляренко, а впереди него,азартно мотая ушами, летел на поводке «товарищ Джек» по прозвищу Ушастый(любому спецназовцу, пусть даже четвероногому, полагалось, кроме честного имени,иметь еще и прозвище). Маленький бело-рыжий, невероятно обаятельный спаниель,конечно, толкового задержания провести не мог. И мины не искал. Зато впитомнике он числился спецом номер один как раз по отысканию качественноспрятавшихся двуногих экземпляров.

Хозяин вновь выпал из в облика бесстрастного восточногочеловека, глаза у него на миг прямо-таки полыхнули враждебностью, злобой,тоскливой безнадегой.

Уже ни в чем не сомневаясь, полковник жестом подозвал Ляминаи распорядился:

— Присматривай за джигитом… — потом наклонился кхозяину и тихо, доверительно, задушевно даже, поинтересовался: — Ты мненичего рассказать не хочешь, трудяга ты наш хозяйственный? Типа чистосердечногопризнания, пока собачка не начала в прятки играть? Глядишь, какое снисхождениевыйдет… Споешь?

Хозяин притворялся, будто не видит и не слышит, будто нет водворе ни единого вооруженного визитера. Сидел, понурясь, уже совершеннобессмысленно ковырял шилом упряжной ремень, являя собою олицетворениевосточного фатализма. Судя по тому, что затаилось в его глазах, полковникокончательно уверился, что имеет дело не со случайной жертвой обстоятельств,которую принудили держать у себя опасных гостей. Нет уж. Тут попахивает идейными вполне сознательным профессиональным хозяином хазы… а значит, на допросесможет порассказать немало интересного.

Для очистки совести полковник еще раз переспросил:

— Ничего рассказать не хочешь? Приплыл ведь… — и,не дождавшись ответа, махнул рукой: — Ну и хрен с тобой… Пошли!

Пошаривший под навесом Доронин продемонстрировал метровыйлом, и полковник одобрительно кивнул. Уланов присел, сунул Ушастому под носштаны от спортивного костюма. Спаниель, беспрестанно виляя куцым обрубкомхвоста, привычно принюхался, шумно сопя, потом рванул так резко, что на мигстал на задние лапы, натягивая поводок. Вася сворку моментально ослабил, и Джекпо прямой ломанулся в дом.

Покрутившись на месте и кинувшись было в дверь первогоэтажа, Ушастый затормозил задними лапами, пару секунд повертелся, тыкаясь носомв затоптанный пол — и уверенно бросился к лестнице. Внюхался в едвазаметные щели меж досками, положил лапу на нижнюю ступеньку и обернулся кдвуногим сослуживцам, яростно крутя хвостиком, вывалив язык и широко ухмыляясьпо-собачьи. Не было нужды устраивать контрольных проходок, все и так ясно.

Далее полковник распоряжался исключительно выразительнымижестами. Взмах руки — и Вася Маляренко, обеими руками подхватив Ушастогопод пузо, бегом вынес его во двор. Энергичное движение кистью, и четверо —больше не помещалось возле лестницы, мешали бы друг другу нормальноцелиться — рассредоточились. Трое держали под прицелом двух автоматов ипистолета прибитые новехонькими гвоздями потемневшие доски, а Доронин с самымбудничным видом прицелился острым концом лома, всадил его меж двух досок,навалился сверху вниз. Доска выгнулась, заскрипела, один ее конец с трескомвыскочил…

Автоматная очередь изнутри в темном замкнутом пространствепрозвучала оглушительно — и опер, скрючившись и левой рукой прижимаяправую к животу, непроизвольно вскрикнул от боли, но Доронин одним махомоттащил его за шиворот, затолкнул в комнату. Сам уже отпрыгивал, перекидываяавтомат из-за спины — и три очереди хлестанули в ответ по темным доскам,от всей души, в упор, на опустошение магазина.