Темный алехандр для принцессы светлых - Мария Евтушенко

рассыпаются на пути моего заклинания. Дремлющий больше не смеется. Он вопит, наблюдая, как гибнут его дети. Он воет раненым зверем, но противостоять не может. И тут я понимаю, что он не может проснуться. Еще слишком рано, и он слаб. Противостоять у него не хватит сил. Он может только наблюдать, как я уничтожаю тех, кого он так трепетно создавал.

И я бы пошла дальше, позволяя Свету поглощать все на своем пути. Но где-то в глубине сознания понимаю, что мне не хватит магического ресурса воевать с ним в одиночку. Нужна целая армия светлых, чтобы окончательно уничтожить порождение Тьмы. А потому я заставляю себя успокоиться и отступить. Я заглушила его песню, поборола влияние и отпугнула его детей. Этого пока что достаточно. Монстр воет и колотится. Огромные конечности подрагивают от немыслимой боли и ненависти, однако сделать он ничего не может.

Я поднимаюсь и одергиваю полы платья. Ткань с шорохом опускается вниз, возвращая мне более приличный вид. Мне не отмыться от того, что произошло, но я достаточно сильна, чтобы двигаться дальше. Теперь я понимаю это как никогда.

Оглядываю своих спутников. Они потрёпаны и растеряны. А еще смотрят на меня с благоговейным трепетом. Во взгляде Мелана более нет того безразличия, которое так меня напугало. А Габриил уже поднялся с колен, не утруждая себя тем, чтобы привести в порядок свой внешний вид. Я чувствую, что для него это неважно сейчас.

Подхожу к лежащему на полу Арлавиэлу и наклоняюсь, чтобы проверить, с нами он еще или уже нет. К счастью, он жив, и я позволяю себе вздох облегчения. Возвращаю внимание к ангелу и темному алехандру. Они хмурятся, пытаясь осознать, что произошло.

— Он еще жив, — обращаюсь к ним хриплым уставшим голосом, — вставайте, — указываю на проход, который, оказывается, уже совсем близко. — Нам пора.

Мелан и Габриил подчиняются беспрекословно. Они подхватывают моего жениха и двигаются к проходу. Им и самим идти тяжело, но они не жалуются и выполняют возложенную на них миссию молча. Тащат Арлавиэла, и им даже в голову не приходит это оспорить.

— Думаешь, там нас ждет спасение? — спрашивает Мелан, когда мы останавливаемся у арки.

— Не думаю, — я отрицательно качаю головой, — но мы должны пройти этот путь.

— Я точно не собираюсь обратно, — невесело усмехается Габриил и в несколько нажатий активирует проход.

Несколько мгновений абсолютно ничего не происходит. Затем древние письмена все же реагируют на поступивший им магический сигнал и начинают светиться. В арке что-то странно щелкает и шипит, и мне даже начинает казаться, что ее заклинило и она попросту не сработает. Но не успеваю я испугаться, что мы, возможно, застряли в ловушке, как наконец вижу образующийся в арке портал. Что с другой его стороны, разглядеть невозможно. Но отчего-то мне кажется, что на той стороне будет уж точно лучше, чем на этой. А потому я смотрю вперед с надеждой.

Габриил соединяет наши ауры нехитрым магическим заклинанием, похожим на нить, которая не допустит, чтобы нас разметало по разным измерениям. И, переглянувшись, мы ступаем в портал. На некоторое время нас охватывает невесомость. Мне кажется, что я никого и ничего не вижу. Но упрямо продолжаю двигаться. В памяти всплывают клокочущий смех Дремлющего и его слова о том, что всех нас ждет с другой стороны прохода. Однако выбор уже сделан и повернуть назад не получится. Кроме того, я отчетливо понимаю, что пройти в обратную сторону нам уж точно не удастся. Мы слишком измотаны, а вскоре наша команда вообще может остаться без одного бойца. Мне бы очень не хотелось оставлять Арлавиэла, если он умрет. Он заслужил, чтобы его тело было доставлено домой и отдано Свету со всеми почестями. Одергиваю себя, ведь мой жених еще жив.

Совсем скоро мои усилия вознаграждаются, и я чувствую твердую почву под левой ногой. А затем и под правой. Тут слишком ярко после темноты, и я на мгновение слепну. А еще я словно оглушена. А это может значить только одно — нас забросило слишком далеко.

Моргаю, тру глаза. Однако слух возвращается первым. Я слышу завывание ветра и, кажется, шум листвы на деревьях. Может, все не так плохо на самом деле. Но когда зрение наконец возвращается, я испытываю настоящий шок. Порывы ветра треплют волосы и одежду. А также листья на ветвях деревьев причудливых форм, которые тут буквально повсюду. Но стоит мне присмотреться, как я понимаю — это не деревья. Это воины. Точнее, стражи. Они окружили нас и молчаливо смотрят. У кого-то на стволе, а у кого-то среди ветвей можно различить что-то похожее на лица. Но выражений мне не понять. Слишком мало мы знаем о таких существах.

— Мы точно не в демонических измерениях, — чуть слышно озвучивает свою мысль Мелан.

Я молчу. Габриил тоже. Нам не угрожают, оружие на нас не направляют. Более того, ничего подобного у них я не вижу. Однако выглядящие слишком живыми и подвижными корни, похожие на щупальца, не оставляют сомнений, что нас разорвут, стоит нам сделать хоть один неверный шаг. Примерно таким же образом я поняла, что перед нами стражи портала. Должно быть, они могут передавать свои намерения без слов или обычным для нас способом. С помощью эмоций. А может, это я слишком хорошо распознаю эмоции. Как и то, что к нам кто-то движется. Кто-то, кто примет решение о нашей дальнейшей судьбе, тот, чье мнение остальные обитатели этого мира обязательно сочтут правильным. Среди окруживших нас воинов царит молчание, они не двигаются. Оживление чувствуется лишь в эмоциональном фоне. Они общаются между собой таким образом, и мне даже кажется, что я вижу незримые нити магии, связывающие их всех.

До чего же удивительная форма жизни! У эльфов есть похожие соратники — энты. Но это точно не они. У энтов ярко выраженные эльфийские лица на стволах. А еще те умеют говорить как эльфы. Но представители встретившего нас народа не разговаривают. Только поскрипывают ветвями да листьями шелестят — вот и все исходящие от них звуки.

— Мы не желаем вам зла, — шепчу я на эритоне, языке, признанном в мирах Света международным, обращаясь к стражам, — …мы пришли с миром.

Мне никто не отвечает. Но я осознаю, что меня услышали и приняли во внимание то, что я сказала. И тут в пору бы возрадоваться, что меня хотя бы поняли. Но необъяснимая