Бог без машины. Истории 20 сумасшедших, сделавших в России бизнес с нуля - Николай В. Кононов

«В смысле, работать?» — «Ну так, работать, строить дома, делать, что Господь поставил. Если поработаешь Богу, встретишь его. Не хочешь себе дом?» — «Да нет, вроде». — «Нет? Ну пойдем».

Коридор опустел, ноги куда-то девались, и казалось, что поезд несет вагон как купель, в которой покачиваются во сне люди и электроигрушки.

Стемнело, зажегся желтый свет.

В купе шумно дышал цирковой. Его шарф свернулся на столе как удав. Ложечка звенела в недопитом стакане, а за окном пел и выл холодный воздух марта.

Рассказ в тамбуре встряхнул меня. Труд как выполнение предназначения, необходимое условие встречи с Богом. Звучало как златая середина между бессмысленной работой, которую терпят миллионы людей, и уходом в пустынь. Не следует стонать от восьмичасового дня и мечтать сбежать домой, надо трудиться людям, а через них Господу. Идея самореализации, вынесенная из дольнего мира.

Странно: из школьного курса истории мы знаем, что упорнее старовера никто не работает. Читали, что их купцы-фабриканты ворочали миллионами, но ничего не понимаем в их мотивах.

Интересно, если они пронесли себя и любовь к труду как работе Богу через годы безбожной власти, значит, их села должны быть заповедниками предпринимательского духа?

Такая мысль появилась у меня, когда я столкнулся с Тимофеем Сальниковым.

Этот эксцентрический бизнесмен начал с того, что поехал в Китай за приборами ночного видения, но был обкраден и остался с двумя зелеными бумажками за душой. С горя купил на них двух обезьян и повез домой. Дома также ждали испытания — сбыть макак удалось через полгода, и все это время они существовали в его ванной.

Тимофей не расстроился из-за такого старта и какое-то время торговал китайскими продуктами более удачно. Потом ему это надоело и он занялся рекламой. Затем и реклама надоела. Тимофей вспомнил об Алтае, где ходил туристом, — он читал, что в Альпах деревни существуют за счет сувениров и сыра. Сыр может быть сувениром, если сбрендирован и преподнесен как надо. Чем Алтай хуже Альп?

Вернувшись в Новосибирск, он уговорил двух приятелей взять в аренду землю в горах и поставить там сыроварню. Дальнейшее напоминало малобюджетное видео, снятое ксенофобом. Алтайцы не соглашались разговаривать, пока на столе не возникал спирт. Переговоры с попойкой продолжались, пока Тимофей не нашел непьющего женатого крестьянина и взял его вместе с землей в соучредители.

Сыр у них все равно не получился. Линия для выпуска приличного продукта стоила 110 000 евро. А неприличный не выдержал бы конкуренции. Пришлось о сыре забыть. Друзья огляделись и, заметив лиственный лес, поставили цилиндровочный станок. Вокруг него посадили яблонь и вишен.

Но и лес с садом не озолотили Тимофея. Его поселок находился далеко от клиентов, а алтайцы бунтовали, пьянствовали и едва могли себя сдержать, чтобы не дать по морде Тимофею, который читал им лекции об идеях какого-то западного академика насчет экологического уклада. Глядя на эти несчастья, компаньоны бросили предводителя и убрались в Новосибирск.

Тогда Тимофей перенес лесопилку в более крупный поселок, где жили русские и ходили кругами скупщики леса. Но и там Тимофея ждал крах. Лесорубы намекнули, что угодья давно поделены, а качество русской рабсилы не сильно отличалось от алтайской. Единственное, в Майме Тимофей придумал резать из дерева сувениры — статуэтки, брелоки, ложки, и этот бизнес развился так, что за счет него тянулись все остальные проекты.

Тимофей расстраивался из-за потерянной мечты о сыре, но тут ему вспомнилась история из отрочества. Юноша-альпинист Тимофей возвращается после восхождений в долину и вдруг видит на реке Мульте деревню, которая отличается от прочих. Тимофей заходит туда и понимает, что люди какие-то особенные. Вроде русские, да что-то пожужживает в воздухе такое, отчего понятно: необычные. Смотрят на него с усмешкой, вполне человеколюбивой, дают отдельную ложку, а в углах образа, тоже непростые, много литых. Сектанты, думает Тимофей! Его поправляют — сектанты на том конце деревни, целая улица рерихнутых, а мы старой веры. Старообрядцы. Какие именно, Тимофей не разобрался.

Вскоре после того, как он вспомнил этот эпизод, ему позвонил друг. Друг купил дом в этой самой деревне, Замульте, и сообщал, что знакомая семья оттуда продает кусок земли, принадлежащей старшему сыну, который влюбился и уезжает к невесте в Приморье. Край деревни, под ногами ручей, за околицей лес. О, сказочная возможность бегства! Тимофей сунул за пазуху денег и прыгнул обратно в расписанную аэрографом под панораму Аккемской стены машину. Его ждали 800 километров в Замульту.

Продавцы с радостью отдали ему полгектара и познакомили с местными. Здесь жили старообрядцы разных толков — и поповцы, и беспоповцы. Каждые со своим моленным домом. Рерихнутые за годы отсутствия Тимофея достроили свою улицу — над их блаватскими и ошо раджнишами староверы посмеивались.

Тимофей нанял четверых мужиков — таких же, как Григорий, плотников — рубить дом. Ударили по рукам, и с тех пор лишь четыре раза он показывался в деревне. Друзья крутили у виска — лоховат ты, парень, хоть и сувениры туристам задвигаешь. Кто ж не контролирует работяг? Твой дом-то. Но Тимофей оставался спокоен. Дом, и правда, сделали ровно такой, как надо, и в срок.

Наезжая в Замульту, он приметил, что местные любят говорить о себе «мы староверы», но большинство обряды не соблюдает. Рассказывают, что «святой Филарет пришел, на горе скит поставил, и все мы его дети», но далеко не все искусны в диалектическом споре. Да что спор — основы веры знают не все. Но работают хорошо — а большего Тимофею и не надобилось.

Тимофей пересказывал мне эту историю, а я думал, что он буквально ходит по осколкам народа в народе, топчет землю Атлантиду, которая еще не до конца ушла на дно растворившей ее империи. Комедия с сырами наложилась на драму русских протестантов.

Причины раскола XVII века известны. Патриарх Никон хотел объединить канонами и обрядами русскую, сербскую и константинопольскую церкви — и провел с помощью царя Алексея Михайловича богослужебные нововведения. Политика породила геноцид, страшные годы. Народ раскололся из-за того, что двоеперстное сложение пальцев при осенении крестным знамением заменялось троеперстным, двойное возглашение аллилуйи — тройным, хождение «по солнцу» вокруг крещальной купели — хождением против солнца, написание имени Исус — на Иисус, а службы стало возможно сокращать и упрощать. Государство убило тысячи непокорившихся двуперстников и разогнало по стране около миллиона бывших единоверцев.

Мало кто знает, что сообщества староверов строятся по демократическим принципам, которым может позавидовать страна, лишенная права выбирать губернаторов. Например, своих митрополитов они выбирали сами. Общины присылали на выборы представителей, чтобы те задавали хитрые вопросы и испытывали главу церкви на глубокое понимание догматики. Как пишет историк Валерий Керов[30], ученость — норма конфессиональной жизни старовера. Опыт спора с обменом аргументами и ссылками развивали внимание к тому, что тебе говорит человек, и к осознанию его — человека — как подобия Божьего.